Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Вчера обедал я в отделении. Проект Апраксина прошел. Да как быть иначе, когда дают обед в 1500, и господа в лентах ходят около стола и кланяются в пояс, чтобы быть их мнения. Я тебе писал, в чем дело. Я положил черный шар и сказал Степану Степановичу, что я не его мнения; что, нарушая закон, коим всякий член отделения обязан быть членом и Благородного собрания, они нарушают главную цель учреждения отделения; что 50 рублей никого не разорят, что прежде следовало это обдумать; что или тогда делали дурно, или теперь. Зачем не делать всякому, что он хочет? Хорошо, да зачем вы не говорили это при учреждении отделения? Вы сами разрушаете ваше творение. Много было крику, все остались недовольны, и большинство было незначащее. Теперь Английский клуб говорит: вот и доказали старшины отделения, что цель их не была нимало поддержать Благородное собрание, а только подорвать Английский клуб. После обеда учрежден еще новый закон – по предложению князя Юрия Владимировича Долгорукова, а именно: всякий член Благородного собрания может быть, без баллотировки, членом отделения. Не думаю, чтобы это придало блеску отделению, в коем, напротив того, принимали с разборчивостью в члены. Ты помнишь, что Лунина, офицера, не приняли в отделение, а теперь он будет членом без всякой протекции. Одним словом, кутерьмят, да и только.

Помешались на обедах: в четверг обед в расписном, по 25; там тоже выкинут что-нибудь нового. Тесть мой играет роль гофмаршала на сих обедах. Я от будущего отказался, а вчера надобно было видеть, как князь Василий Алексеевич провожал стерлядь в полтора аршина; два человека несли ее на лотке, а он подводил ее и рекомендовал принцу-регенту, Юсупову, Долгорукову и проч. матадорам, приговаривая: «Каков мусье? Сам покупал, два часа назад была жива, ну, теперь ступайте, режьте!» Огорчительно видеть человека такого возраста и звания, предводителя дворянства, играющим метрдотеля. Принц-регент подошел ко мне вчера, мы говорили между прочим о Васе, о котором он отозвался хорошо, его не зная, а я – со знанием дела.

Как бы процесс королевы ни кончился, она вся ошельмована… и, я думаю, все послы за бесчестие сочтут делать ей приветствие малейшее; это докажет не ее невинность, но худой дух, царствующий в Англии. Останутся ли министры? Увидишь, что это начало всяких бедствий для Англии.

Константин. С.-Петербург, 26 ноября 1820 года

По газетам, прусский король возвратился уже в Берлин, следовательно, и наши не замешкают с возвратом. Зимние экипажи остановились в Порхове, куда с трудом доехали; далее совсем нет снега. Вчера приехал курьер из Троппау; я не имел писем, графиню Нессельроде, ни Закревского еще не видал и не знаю, что нового. Нет ли чего о возврате? Продолжаться все уже не может, ибо вот уже декабрь на дворе. Презусом суда, который судит Шварца, говорят, назначен Алексей Орлов. Здесь был пожар близ Литейной, в Шпалерной улице горел двухэтажный кабак, полиция славно действовала, спасла даже тысячу сажен дров, которые стояли расстоянием сажени три от дома. Рунич, сосед пожара, сказывал, что три человека сгорело; видно, не умели или боялись кинуться из окошка или сесть в парусный мешок.

Александр. Москва, 29 ноября 1820 года

Вчера был я на балу у князя Дмитрия Владимировича и даже танцевал кадриль с его дочерью. Княгине делались обмороки, и она до ужина удалилась в свои комнаты, а после ужина все тотчас разъехались. Я увидел тут после семнадцати лет молодого Демидова, сына Николая Никитича, он адъютантом у князя; в Неаполе знал я его восемь лет, его называли Полишка, и я его дразнил, что как привезут в Россию, то будут называть Полушка. Сколько напустить он может полушек! Он, говорят, весь в батюшку и деньгами не сорит. Николай Долгоруков всякий раз танцует котильон с княжною Голицыной; вот и довольно, чтобы думали, что женится [князь Николай Васильевич Долгоруков действительно женился на дочери московского генерал-губернатора, княжне Екатерине Дмитриевне Голицыной]; мне не кажется, чтобы он много ей нравился. Барышни смеются, что он танцует, зажмурив глаза и в ссоре с кадансом. Он было женился во Флоренции на дочери графини Бутурлиной (Лили), но маменька, узнав это, послала ему именной указ возвратиться в Россию.

Волков отправил своего Николая Ивановича в Одессу с Пашею, которого отдает в пансион, учреждаемый Бибиковым, что женат был на Муромцевой. Все хвалят это заведение. Князь Дмитрий Владимирович сказывал вчера о многих перемещениях в миссиях наших и спрашивал, пишешь ли ты об этом; я отвечал, что нет, ибо и ты пишешь об этом как только о слухах петербургских.

Графиня Бобринская в трауре по брату, но, я думаю, не вытерпит и, верно, даст в зиму хоть один бал.