Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Принц давеча гулял с Чернышевым в Кремлевском саду. Откуда узнали, только туда явился почти весь город. Во французских лавках заказано более 50 шляпок оранжевых и с флердоранжем. Видишь, если мы бываем частенько и глупы, то порой нам случается быть и галантными. Все пребывание принца расписано. Балы у князя Дмитрия Владимировича, у Апраксина, у Бобринской (таки принудили ее), в Благородном собрании, праздник в Архангельском у Юсупова, который продолжится целый день; будет еще обед у Юсупова в Васильевском, когда принц поедет на Воробьевы горы; поедет также в Воскресенский монастырь и, кажется, к Троице. Завтра будет под Новинским пешком до обеда, а после обеда – в коляске. Говорят, что и купцы собираются дать бал. Вот что слышно до сих пор.

Надеваю шинель, а Американец [Ломоносов, товарищ Пушкина по Лицею, ехавший на службу в Америку] является. Сели, поехали в Кремль, который набит был и экипажами, и народом, время бесподобное. Мы в пору приехали в самую: сенаторы выходили из гостиной, а нас туда позвали для представления. Нас было 4-го класса и придворных человек с 40. Принц скоро вышел в русском мундире с Андреевской через плечо, чрезвычайно был милостив и никого не оставил без разговора. Себо [то есть Рушковский] очень плодовито начал говорить о газетах и почтах; я говорю своему соседу Ивану Петровичу Поливанову: «Ну, ежели и вы так же будете распложать о вашей строительной комиссии, то это не кончится прежде суток». Как дошло до меня, Чернышев, представлявший всех, сказал: «Это господин Булгаков, брат того, коего знает ваше высочество». Принц начал похвалами на твой счет, а там спрашивал, где я служил и служу, и кончил: «Надеюсь завтра иметь удовольствие видеть вас в Архиве, ибо я туда отправляюсь утром». В самом конце стоял опоздавший несколько граф Федор Васильевич. Как дошел до него принц, он взял его за руку и повел в свой кабинет, где пробыл минут с двадцать. Потом князь Дмитрий Владимирович представлял главу, коммерции советников и главных из купечества, тут же и жида Лухманова. Все начальники заведений императрицы Марии Федоровны были приняты особенно в кабинете.

Ростопчин нас очень смешил во время представления. Принц подходит к Кокошкину, говорит о новом театре, а граф нам шепчет: «Директор мал, зато театр огромен; посмотрите, какое над принцем производит действие Кокошкина явление. Важная сцена!»

Надев сюртук дома, пошел я шататься по качелям с Фавстом. Принц был также тут пешком, бездна была гуляльщиков, особенно дам, разряженных как бы на бал.

Я целое утро провел в Архиве и удивлялся терпению и любопытству принца, входившего в большие подробности и делавшего множество вопросов, на которые Малиновский отвечал своим французским наречием. Принц был очень доволен и долее оставался, нежели все полагали.

Малиновский вручил ему экземпляр государственных грамот от имени графа Румянцева. Отъезжая, он вписал свое имя в книгу архивскую, также и Чернышев и вся свита его высочества.

Александр. Москва, 29 апреля 1825 года

Экий этот Полетика! Попроси его скорее отобрать Сегюра [известные «Записки», вышедшие в 1824 году в Париже]; я очень любопытен прочесть эту книгу, ибо знал автора, который во время пребывания моего в Париже был у меня два раза, читал некоторые статьи и просил объяснения многие касательно Москвы, пребывания государева там в 12-м году и проч. Я познакомился с ним у графа Федора Васильевича.

Принц Оранский поехал вчера к Троице в 8 часов и в 8 вечера возвратился уже в Москву. Видно, дорога не так дурна; его высочество кушал там, кажется, у Филарета. Ужо будет для него итальянская опера «Изолина», в Большом театре.

Я не думаю, чтобы Ухтомский был дружен с молодым Пушкиным, имея совсем другие правила и образ мыслей. Я могу это узнать от самого Ухтомского, не дав ему даже подозрения.

В Москве будет также висячий мост на Москве-реке, против Кремля, да еще велено окончить церковь Большого Вознесения, что у Никитских ворот. Тут был дом князя Потемкина; он оставил сумму на построение сей церкви – по плану, также им начертанному, с тем чтобы наследники его все это исполнили. Сделаны только основания и едва пятая часть всего здания. Государь приказал волю покойного выполнить, церковь кончить и наследников понудить взнести всякому, что следовать будет. Сказывают, что бывший тут поп Антип деньги размытарил, то есть князем оставленные 300 тысяч, а наследников оставляли в покое по настоянию того же попа, умершего давно уже. Я чаю, Браницкой, Литте, всем Голицыным, Высоцкому придется развязывать кошельки; все это рассказывал тестю сам князь Дмитрий Владимирович.

Александр. Москва, 1 мая 1825 года