Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Я сегодня заезжал к Каменскому, чтобы ему передать твою благодарность за Сенявина, но не нашел его дома. Хотел также разведать, правда ли, что рассказывали о крестьянах его, взбунтовавшихся будто и приславших ему в пакете общипанную бороду его старосты. А в Пензенской губернии точно есть большие беспорядки, мужики бегают сотнями и отказываются платить оброки; все говорят о какой-то новой земле, куда уходят. И Фавсту пишут о сем очень подробно из его деревни; но у него, слава Богу, покойно.

Александр. Москва, 13 мая 1825 года

Крайне сожалею о кончине Аркадия Алексеевича Столыпина; хотя по болезненному его состоянию нельзя было предвидеть, что он долго проживет, все-таки жаль, яко доброго человека и хорошего сенатора. Он, будучи здесь еще обер-прокурором, много нам помог в деле нашем. Все очень о нем сожалеют.

Здесь другая смерть также обратила на себя внимание целого города: молодая, прекрасная Потемкина, жена генерал-адъютанта, скончалась вчера в два часа. В Английском клубе не было иного разговора.

Александр. Москва, 16 мая 1825 года

Алексей Михайлович Пушкин очень плох. По-моему, родные его очень дурно взялись, чтобы склонить его исполнить долг христианина. Сестра [княгиня Варвара Михайловна Гагарина] и все родные, не говоря ни слова наперед об опасности его положения, о долге всякого честного человека и христианина, вдруг вошли к нему толпою, с попом в ризе, и, став на колени, стали просить, чтобы причастился. Он испугался сперва, а потом стал ругаться и всех их прогнал вон. В таких случаях надобно действовать через убеждение, а не сюрпризом или силою. Как из святого дела делать комедию? Больной не во всякое время готов совершить такой серьезный шаг; ему надобно собраться, долг свой не исполняют вот так, будто лекарство глотают. Все испортив, они прибегли к старому князю Юрию Владимировичу Долгорукову[139], который приехал к больному, и тот в конце концов согласился, а как пришли его с тем поздравить, он отвечал, ко всеобщему удивлению: «Да я не оставался никогда двух лет без исповеди и причастия. Что вы меня поздравляете? Надо быть дурам, как вы все, чтобы думать, что я вас тотчас бы послушал». Между тем сцена эта очень великий сделала ему вред, и сказывают, что долго он не протянет, ибо кровообращение нарушено и не налаживается; у него было много апоплексических приступов в последние два дня.

Александр. Москва, 18 мая 1825 года

Как мила наша новая великая княгиня! Я уверен наперед, что ты был доволен своей аудиенцией. Кто бы думал, чтобы дама, да еще и великая княгиня, имела такие сведения по минералогии, как Анна Павловна. Говорят, что при посещении Горного корпуса в Петербурге ее высочество озадачила многих профессоров.

Мысль твоя о мостовых подрядом, то есть компанией, очень справедлива, да и многое у нас не так. Например, часто думаю я, отчего аптекари, которые у нас в 10 лет наживают огромную фортуну, ничего не платят в казну? Князя Федора Сергеевича Голицына тверской дом или, лучше сказать, дворец весь нанимается аптекою. В других землях за одну привилегию платят страшные суммы. У аптекарей, как в кабаках, беспрестанная выручка на чистые деньги; лупят, что хотят, никто их не ревизует, а кто же пойдет жаловаться, что дорого взяли за лекарство, когда дело идет о спасении жизни жены, отца или сына, и когда не знаешь, даже примерно, чего могут стоить специи, входящие в лекарство? Аптекари ужасно богатеют без всякого труда, а бедный мещанин или мелкий купец бьется, как собака, чтобы ему накопить, чем платить подати свои, ныне вновь требуемые.

Александр. Москва, 26 мая 1825 года

Вчера в девятом часу вечера скончался Алексей Михайлович Пушкин. Никто из окружающих не был сим поражен, ибо давно ожидаем был конец его. Боялись даже, чтобы он, по примеру матери своей, не промучился долго; та, разбитая почти беспрестанными ударами паралича, жила или, лучше сказать, дышала года полтора.

Ввечеру была музыка у княгини Зинаиды. Барбиери [итальянский художник] явился оттуда и возвестил весть печальную. Тургенев, Вяземский тотчас туда поехали.

Еще умер в деревне у князя Ивана Ивановича Барятинского живописец Бруни, отец того Бруни, что столь отличается в Риме своим талантом. Сказывают, что это сильно подействовало на князя Барятинского, который болен тем же недугом, от коего умер и Бруни (думаю, от обострившейся подагры).

Александр. Москва, 1 июня 1825 года