Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Здесь ни у кого не выбьешь из головы, что двор будет в Москву. Вчера Орлов, граф Григорий Владимирович, уверял, что это решено, что приехавший от вас Кочубей сказывал, что нет уже сомнения, что принц Оранский сказывал, что знает это от самого государя, – и, верно, все вздор. И какая нужда знать все прежде времени московским тунеядцам; добро Юсупову, Голицыну и должностным.

Александр. Москва, 30 июня 1825 года

Хотя новокоронованное величество могло бы расшибиться для доброго нашего и небогатого князя Петра Михайловича [князь П.М.Волконский выехал в Реймс на коронование французского короля Карла X], но и это хорошо. Он сохранит о короновании приятное воспоминание, которое перейдет к его детям.

Давно ли Щербатов был у вас? Вчера гляжу – кто это играет в клубе в вист? Щербатов! Велел тебе кланяться и, разговорясь о дороге, жаловался, что дилижансы не так уже хорошо идут, что ямщики не слушаются и грубят кондукторам, что вместо 3 ¹/₂ суток ездят пять и что кондуктор будто ему сказал, что это для того, чтобы не портить экипажи скорой ездою. Не очень веря всему этому, тебе, однако же, передаю.

Александр. Москва, 3 июля 1825 года

Вчера был у нас граф Григорий Орлов; ему пишет простой Орлов из Парижа, что Александра Львовича Нарышкина [обер-гофмаршал в царствование Павла I. «Левушка» – его сын, женатый на графине Потоцкой] совсем было потащили в Святую Пелагею [тюрьма Сент-Пелажи] за долги, но выкупила его Левушкина жена Ольга, отдав все свои брильянты. Это тем похвальнее, что расстройство Александра Львовича не есть последствие каких-либо несчастий, но просто мотовство глупое, которое рано или поздно должно было его поставить в крайность эту. Весь город полон этим, и какой же город? Париж! Какой срам для человека этих лет, чина и фортуны – не уметь распорядиться. Был один, без забот, без долгов, получал чистый доход, и весьма достаточный, вздумал скупить весь Париж. Я, право, и не жалею о нем. Какое бесславие! Что делать после этого молодым шалунам?

Александр. Москва, 6 июля 1825 года

Явился Орлов с Петром Львовичем Давыдовым. Они вручили мне прилагаемый при сем пакет, прося весьма убедительно доставить его верно тебе, а тебя просят велеть вручить в собственные руки г-ну Шкляревскому и взять от него расписку, ибо тут идет речь о важном фамильном деле. Я обещал, что все это исполню по их желанию. Давыдов сказал мне под секретом, что это касается еще того проклятого дела о браке молодого Новосильцева. Тот во что бы то ни стало хотел жениться на какой-то девице Смирновой, и думаю я, против желания всех родственников. Ну а те сговорились, и брат девицы явился требовать от Новосильцева с угрозами исполнения обещания. Новосильцев объявил, что поскольку с ним обращаются в таком тоне, то он будет драться, а сестры его не хочет. Была ужасная история, в которую вступился князь Дмитрий Владимирович. Долго это продолжалось, и наконец стало на том, что не будет ничего и что мать Новосильцева даст богатое приданое девушке и 200 тысяч. Потом опять стало клеиться, и Новосильцев сказал: «Я на ней женюсь, но не скажу, когда. Я это сделаю, когда захочу, через полгода, быть может». Теперь приступают, чтобы дело кончилось, и началась опять между всеми переписка. Прилагаемый пакет заключает последнюю волю родных Новосильцева. Вот и вся история. Не знаю, почему очень нужно, чтобы бумаги сии дошли прежде 12-го числа. Хотел Орлов послать эстафету, но я уверил, что была бы напрасная издержка и пакет верно дойдет, и гораздо прежде показанного срока. Пришли мне тотчас расписку этого Шкляревского.

Вчера была свадьба княжны Голицыной, дочери княгини Натальи Николаевны Лизы. Она вышла за лейб-гусарского офицера Рахманова.

Александр. Москва, 7 июля 1825 года