Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Вчера играл я в вист с князем Дмитрием Владимировичем у тестя. Он мне сказывал, что известия об императрице Елизавете Алексеевне довольно удовлетворительны. Она сутки отдыхала в Курске, вчера должна была ночевать в Козельске, а сегодня быть в Калуге. Другая императрица едет благополучно; ее проводил до границы здешний губернатор, который был сменен калужским. Говорили также о нанятых домах в добавку к прежним. Скажу тебе, что Гудовича на Тверской нанят для (не вспомню – кого), Небольсиной – для шведского, Огарева (бывший Каменского Дмитрия Николаевича) – для прусского, планы шереметевского дома посланы к Потоцкому для Девонширского. Теперь все главные дипломаты, кажется, с домами; даже и посол бессарабский Балып, как скоро меня разрешит, заключит контракт и доставит задаток.

У тестя моего нельзя обойтись без сплетен. Намедни, у Корсакова на концерте, говорит он с Обольяниновым, у него один разговор: новости! Подходит Евгений Иванович Марков. «Что такое?» – «Да вот, рассказываю о награждениях», – отвечает тесть. «Кому и что?» – «Да вот, Владимирские звезды даны, а между прочим сенатору Куракину и Кутайсову». На это сделал Марков весьма дерзкий и неприличный ответ: «Видно, некому уже давать, что дают сенаторам». Тесть, встав, поклонился и сказал: «Благодарю вас очень; вы, видно, забыли, что и я также сенатор». К этому прибавить бы презрение и молчание. Вместо того князь поехал в Сенат с жалобами ко всем сенаторам и заставил написать в Петербург. Маркову, конечно, может быть нехорошо от этого, но охота и моему заваривать кашу. Его все будут бегать.

Сказали, что цесаревич нездоров. Вздор! Есть от его высочества эстафета к императрице Марии Федоровне; а другая, проехавшая к императрице Елизавете Алексеевне от императора, повезла к ней от государя 100 тысяч денег.

Александр. Москва, 7 мая 1826 года

Вчера мы сидим за столом дома. У нас обедали Метакса и Лоди, который преестественный буфон, ни на каком языке говорить не умеет, кричит и за все сердится, Метаксу вызывал на дуэль. Давно я так не смеялся, так что сказал жене: уж перед добром ли я так расхохотался? Она начала меня бранить за глупое это размышление, и поделом. Тотчас после сего входит Вейтбрехт. Вижу, что он не в себе; прошу его садиться. Он, видя, что до конца обеда еще далеко, просит меня на минуту в другую комнату. Это, признаться, меня встревожило. Он объявил мне горестную весть. Вейтбрехт живет у фельдмаршалыии графини Каменской; к ней была эстафета, с приглашением ехать в Калугу; видно, для церемонии. Государыня скончалась 4-го числа в Белеве. Воротясь к столу, я не мог скрыть своего замешательства, но уверил, что дело касается до одного Вейтбрехта. Я уверен, что коронация отложится. Тело провезут недели три в Петербург, ежели не месяц. Царская фамилия, верно, отдаст последний долг супруге и тридцатилетней подруге Александра Благословенного. Захочет ли государь делать радостное празднество миропомазания в одно время с печальными похоронами?

Я тебя увижу позже, нежели думал и желал. Ежели узнаю, что тело не повезут через Москву (что очень вероятно, ради великой княгини Елены Павловны, от которой это несчастье до родов, вероятно, и скроют), то поеду в Белев, или куда ни будет – поклониться праху покойного ангела. Говорят, что императрица Мария Федоровна ожидается сегодня в Москву. Бедный князь Петр Михайлович и государю, и императрице должен был закрыть глаза!