Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Здесь вдруг пошла тревога, что императрица Мария Федоровна изволила сутками прежде выехать в дорогу и будет сюда сегодня. Отчего такая перемена? А один сенатор очень важно и серьезно отвечал: оттого, чтобы поспеть к 1 мая на гулянье!.. Догадлив, нечего сказать. Здесь, что ни скажи, всему поверят. Я слышал, что Шепелева дом взят на время коронации для дюка Девонширского за 65 000 рублей! Ай да Вшивая горка! А Марьи Ивановны Корсаковой взял Бомбель за 25 000 рублей, и выходит, что Блоом очень дешево нанял свой, да и то месячно.

Александр. Москва, 30 апреля 1826 года

И я тебе стану говорить о новости, всех здесь занимающей. Вчера в 7 часов вечера изволила сюда прибыть императрица Мария Федоровна. Не поверишь, что это было за стечение народа от заставы до самого дома тверского. Многие поехали даже во Всесвятское. Мне сказывал Иван Александрович Нарышкин, что и он там стоял в толпе народной и что государыня узнала его, подозвала к карете и пожаловала ему из-за окна руку поцеловать. К вечеру был концерт у Корсакова; спорили, приехала ли или нет государыня. «Я-то думаю, что ее величество приехала, – добавил Иван Александрович, – ибо я ей и ручку поцеловал». Чуть было не состоялось пари в 500 рублей с Евгением Марковым, который только что с Тверской, где видел бездну народа, ожидавшего императрицу. Только вышло, что государыня

точно прибыть изволила, но во Всесвятское, а не в Москву. Ввечеру город был иллюминован. Сказывают, что ее величество пробудет здесь до прибытия ожидаемой из Таганрога эстафеты. Дай-то Бог, чтобы известия были благоприятны; а Валуева писала к матери, что императрица столь слаба, что не в силах писать, должна довольствоваться подписывать имя в переписке своей с родными. Пишу тебе при ужасном звоне из всех кремлевских колоколов; верно, государыня изволит быть в соборах.

Александр. Москва, 1 мая 1826 года

Сегодня гулянье в Сокольниках. Время бесподобное, жена где-то достала палатку, и мы везем туда детей и звали кое-кого выпить с нами чаю. Кроме того, должен я обедать у Новосильцева; брат его, коему императрица позволила остаться в Москве на время ее отсутствия в Калугу, желает со мною познакомиться, а я еще более желаю с ним познакомиться, зная хорошие твои с ним отношения. Уварова брошюрку «Дань памяти императору Александру» я прочел. Я все того мнения, что покойному государю лучшую дань воздаст не стихотворец пламенный, а умный, чувствительный историк; однако же есть здесь счастливые изречения: «Истина была пищей души его, потребностью разума», – и проч. Известно, что поэт готов прославить всякое лицо, всякий случай, всякое событие. Я восхищался, но тронут не был. Зачем говорит он, что, ежели бы государь пожил еще, он занялся бы внутренним благоденствием России? Разве он это из виду упускал и разве надобно непременно царствовать полвека, чтобы вполне быть великим государем?

Вчера, гуляя пешком, случились мы на Тверской в четвертом часу, то есть в то время, как императрица Мария Федоровна изволила садиться в карету и отправляться в Калугу. Народу была бездна, от самой Тверской до Калужских ворот. Весь этот тракт был полит водою, ради пыли. Государыня очень милостиво кланялась на все стороны. Мило было видеть, как малютка Марья Михайловна была приветствуема в соборе краткой речью Филарета. Как стали ей рассказывать в Архангельском соборе, где и как стоял гроб покойного государя, то не могла она уже удержать слез своих, и все предстоявшие были тронуты и также плакали. Она делала по три земных поклона перед всяким образом в соборах. Говорят, что императрица Елизавета Алексеевна завтра должна прибыть в Калугу. Какое горестное свидание! Несмотря на приглашение Лонгинова, не поеду в Калугу, а разве, со временем, в Суханово. Дай Бог, чтобы все устроилось к спокойствию и здоровью для императрицы Елизаветы Алексеевны.

Вчера был я у Ростопчиной. Подарил я Андрюше экземпляр журнала с биографией отца его; он предоволен и начал переводить по-французски. Я удивлен, что графиня не нашла средства рассказать об этом; она поблагодарила меня за честь, отданную ее мужу. Ее друг и советник князь Масальский также сочинил напыщенную эклогу, но он говорит: «Это вышло слишком рано… я сам люблю графа (какое счастье для покойного!), но… нужно было подождать…» Этот дурак путает жизнеописание человека с биографической заметкой, которая, напротив того, сопровождать должна объявление о его кончине. Кстати, один француз уверял меня на днях, будто Масальский перешел в католичество; сие весьма возможно; не хватает ему только потерять жену, да и жениться на графине Ростопчиной.

Александр. Москва, 4 мая 1826 года