Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

У Юсупова была большая контра намедни в концерте Собрания, и с кем же? С Бартеневым, который его в пух отшлепал, за какие-то места [вероятно, Александр Иванович, дядя известной позднее певицы Прасковьи Арсеньевны Бартеневой]. Юсупов говорит: «Извольте встать, это дамские места». Бартенев отвечает, что, приехав ранее, он садится, где хочет, что он довольно имеет воспитания, чтобы уступать место свое дамам, ежели не будет у которой где сесть, но что приказаний его, Юсупова, он слушать не намерен и что останется на своем месте. «Вы жить не умеете», – «Нет, я жить умею, а не умеет жить тот, который командовать хочет равному себе дворянину, там, где всякий входит за свои деньги». Юсупов с носом отошел. И охота связываться с мальчишками! Вот что выигрываешь от обедов в трактирах с шалунами. Только и слышно о подобных обедах трактирных, на кои и князь Дмитрий Владимирович тоже ездит. Меня Вяземский приглашал намедни, но я не поехал. Эти вещи хороши изредка, в самой маленькой приятельской компании.

Вчера был очень приятный обед у Пушкина. Иван Иванович Дмитриев, Вяземский, Денис Давыдов, Ланской, Голицын, что с тобою дежурил в соборе, Сонцов. После обеда долго болтали, балагурили. Иван Иванович очень развеселился и нас смешил. Только все очень сожалеют о Карамзине, любя его душевно; все желают, чтобы он поехал в Италию, но через Москву: здесь душа его нашли бы отдохновение, друзей и многие отрады. Карамзин принадлежит целой России и всем русским, яко наш историограф.

Я вчера послал тебе второй том «Писем морского офицера»; тут досталося графу Орлову, говоря о его «Записках о Неаполе», многое очень основательно. Поццо в Париже говорил мне почти то же самое. Орлов являлся более французом, нежели русским. Я вчера спорил с Дмитриевым и о том, что неловко русскому сенатору печатать книгу на французском языке, когда не касается его сюжет именно одной Франции. Иван Иванович кончил шуткою, что лучше знать французский язык, нежели никакой, как многие[149].

Александр. Москва, 3 апреля 1826 года

Я познакомился с Панкарре. Он нанял один только дом для Мармонта, а для графа Ферроне он еще не решился. А нанял он дом Александра Борисовича Куракина в Басманной. Он признался, что это несколько далековато, но сообразуется со вкусами маршала, кои ему известны: то был единственный дом, который мог ему подойти; ибо он огромен, имеются при нем и конюшни на 30 лошадей, и каретный сарай на 18 карет, и все остальное соответственно.

Мне досадно, что виконт уже уезжает, чтобы возвратиться к вам, и я не смогу более быть ему полезен; я видел его у Корсаковой, так что он совершенно кинулся в свет. Москва ему необыкновенно понравилась. Он говорит то же, что все остальные: вот настоящая Россия! Сегодня, верно, его увижу у княгини Зинаиды на концерте. У нее поется кантата ее сочинения, на слова ее же сочинения, и которые я тебе тогда же доставил; сюжет – кончина покойного государя. Увидим, что такое; она поет сама главный голос, будут хоры и проч. Говорят, будет более ста человек.

Александр. Москва, 6 апреля 1826 года

Великая княгиня еще не бывала, ожидают ее высочество завтра; а давеча шел я мимо и видел, что еще работают, то есть красят деревянную, вновь строенную галерею, которая связывать будет большой дом с флигелем, где была канцелярия князя Дмитрия Владимировича. Шафонской очень будет рад этому гостинцу, а то ему приходилось все бегать к князю с бумагами через двор, иной раз по дождю и дурной погоде. Ваши знаменитые гости ехали к вам – хлопоты тебе; теперь уезжают – тебе опять-таки хлопоты. Приехал тесть; говорят, что он и товарищи его все в восхищении. Государь изволил сказать Кушникову, что очень доволен московскими сенаторами и Сенатом, и на вопрос Кушникова, может ли он это сообщить своим товарищам, государь изволил отвечать: «Не только можешь, но я даже это тебе приказываю».

Александр. Москва, 7 апреля 1826 года

Великая княгиня Елена Павловна изволила вчера прибыть сюда благополучно ввечеру. Народу была бездна, вся Тверская оным сперлась. Мы видели даже множество дам, которые стояли у крыльца, ожидая приезда. Как Москва любит своих государей! Видно было, что тут действовало не одно любопытство. Великая княгиня подходила несколько раз к окну, чтобы дать на себя налюбоваться. О представлениях ничего не слыхать еще; да я полагаю, что не станут беспокоить ее высочество. В ее положении нужен покой.

Вчера обедал я у Вяземского. Тут были Иван Иванович Дмитриев, Василий Львович, Сонцов, безногий Норов, с коим я все болтал об Италии и Сицилии особенно, Денис Давыдов. За обедом пили за счастливое путешествие Карамзина, и все от искренней души пожелали ему добрый путь.