Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

У Брокера жена очень была больна, это замедлило его выезд из дома Ростопчина. Графиня жаловалась полиции, хотя и знала причину замедления. Брокерам объявила полиция, что ежели сегодня не очистят дом, то выставят обе рамы в их комнатах. Кое-как съехали они вчера, кажется к Шафонским, оставив все в доме. Ежели этому учит хваленая католическая вера, то Бог с нею! Наша учит нас терпению, снисхождению, отпущению обид, милосердию; а графиня гонит больную женщину, у коей 9 человек детей и коей муж ее покойному мужу положил 800 тысяч в карман: это я от графа покойного изустно слышал. Хороша благодарность, хорошо сердце, хороша святость графини! Она, говорят, собирается везти сына в Петербург. Эта женщина мужа уходила, из одного сына вместо иезуита сделала повесу и другого готовит в негодяи. Имев 50 тысяч дохода, умела себя в год расстроить, тогда как Брокер в этот же год маленькому Андрюше накопил 180 тысяч капиталу. И она хочет, чтобы у Брокера отняли, а ей отдали бы управление! Управит славно, так, как Вороновым, где теперь совершенная республика, и она хочет просить государя взять ее часть в казну, а ей выдавать 40 тысяч ежегодно на житье. С одной стороны, хочет она править состоянием сына, а с другой – объявляет себя неспособной править и собственным состоянием.

Александр. Москва, 18 ноября 1826 года

Письмо дочери Манзо я получил. Когда мы бежали из Неаполя, то все были без денег. Татищев велел всем выдать (и сам взял) деньги консулу Манзо и рапортовал Коллегии, которая, по своему обыкновению, молчала, да молчала. Этот долг казенный надобно разделить от собственного моего, что и сделано было мною и покойным Радди, секретарем дюка Серра-Каприоли. Эта дама все говорит об уплате, не проясняя долга. Манзо, который многим мне обязан, одалживал мне как другу; я долга не отрицаю (хотя дочь его и не имеет никакого права), но я был бы совсем глупец соглашаться с процентами. Я это раз уже писал этой барыне, которая тогда была Сусанночкой шестилетнею, а теперь сама завела маленьких Сусаннок.

Какова же наша школа? И ее государь удостоил своим посещением. Теперь везде будут стараться не бояться таковых посещений, у всех будет порядок, чистота и усердие. То-то, я чаю, тревога была между школьниками! Император! Император!

Брокеру прислала Сегюрша из Парижа печатную консультацию тамошнего какого-то адвоката, который доказывает, что за потерянные 380 тысяч у Ливио должно Сегюршу вознаградить из части малолетнего Андрюши. Очень сомневаюсь, чтоб такие законы были и в самой Франции. Когда Андрюше будет 21 год, то может он и все свое имение отдать сестре[155]; но опекуны его ни грошом не могут располагать. Вексель был Ливио отправлен в Париж; покойный граф имел от дочери известие, что она деньги получила, он с сею мыслью и умер. Кто же виноват, что Сегюрша захотела взять только 50 тысяч франков, а остальные, не подав к акцептации, оставила у банкира до тех пор, что Ливио обанкротился? Отчего же с Андрюши взыскивать, а не с брата его старшего или с графини Ростопчиной? Нет тут никакого следа. Мы не входим в резоны, но адвокат взялся за такое дело. А что России, имеющей свои законы, до мнения парижского адвоката? Этот смеет говорить: «Во Франции это решительно так и должно быть таковым во всякой стране, где существуют справедливость и добросовестность». А я вот нахожу, что в смешных притязаниях госпожи Сегюр нет ни справедливости, ни добросовестности.

Александр. Москва, 19 ноября 1826 года

Поехали мы на Москву-реку, где много нашли мы зрителей. Тут нашел я и Ровинского. В ночь пошел вдруг лед, и с такой силою, что сломал живой мост Крымский, и обломками его, кои понесло по течению, разбило Москворецкий. Часть, однако, устояла. Он построен к коронации и, мне кажется, более красив, нежели прочен, и построен не из нового леса. Все почти садки разбило и унесло. Странная картина была – видеть бездну галок и ворон, кои, сидя на льдинах, подбирали и клевали убитую льдинами рыбу. Многие купцы разорились. Один знакомый тестя моего уверял его, что потерял на 40 тысяч. И теперь лед идет, но не так уже сильно. Вода очень высока. Инженеры стараются спасти уцелевшую часть Москворецкого моста.