Приехал Лунин, Николай Александрович, который очень тебе кланяется. Он теперь находится в странном положении. Брат его двоюродный, Михаил Лунин, приговоренный к каторжной работе, сделал еще в 1819 году завещание, по коему назначает сестре своей, что за УваровымЧерным, по 10 тысяч рублей в год доходу, да по 10 тысяч же на заведение и содержание богадельни в имении своем; остальное же все свое имение отдает (яко бездетный) брату своему, Николаю Александровичу, с некоторыми условиями. Уезжая в ссылку, он писал управляющему: все собираемые доходы взносить в Воспитательный дом, половину бумажками, половину золотом, впредь до какого-либо нового помещения; во всех особенных важных случаях требовать разрешения брата Николая Александровича. Как сослали Михайлу, Уваров поскакал в Тамбов и ввел себя по доверенности жены (а ссылаемого сестры) во владение всего имения, хотя управляющий объявил ему, что доходы имеют поступать в Воспитательный дом. По приказанию Михаила Лунина (прибегать в важных случаях к Николаю Александровичу), управляющий ему написал, требуя наставления, что ему делать. Теперь является духовная, о коей я тебе выше писал. Она послана к императрице Марии Федоровне. Между тем Уваров, которому надобно бы сердиться на шурина своего, весь свой гнев обратил на нашего Николая Александровича. Я читал последнее письмо несчастного брата к нему; он именно говорит: «Уварову что ни дай, он все проживет; имение твое было в твоих руках, я спокоен и уверен, что благосостояние моих крестьян навсегда упрочится и что ты исполнишь мои предначертания», – и проч. Теперь у бедного Лунина процесс на руках. Я тебе это сообщаю для того, чтобы ты на всякий случай, ежели бы речь случилась в Петербурге, знал истинное положение дела сего. Уваров, верно, будет кричать и чернить Лунина, а он совершенно тут невинен.
Блудов славный был бы помощник Шишкову. Видно, Уварову не удалось. Здесь говорили, что он очень интриговал, чтобы иметь место Шишкова [через несколько лет Уварову это удалось благодаря графу А.Х.Бенкендорфу].
Итак, едет, наконец, Татищева в Вену. Как переменяются времена, положения, отношения! Верю, что подарки турок неважны. Признаться, не за что слишком дарить им, но все-таки должно. Я помню, что Жоли вырвал Наташе зуб, да она же еще и подарила ему за это 10 рублей. А турки наскочили на славного дантиста.
Вот и Брокер от меня; показывал странное письмо, полученное им вчера от графини Ростопчиной. Она объявляет ему, что должна везти в Петербург сына, коего государь берет к себе в пажи (слава Богу); потом, как другая Крюднерша, проповедует ему молиться о спасении его еретической души и оканчивает, как всегда, требованием денег. Жалуется она, что Брокер исполняет только те
Бывало время свадеб, а теперь время разводов. Наша Москва наполнена двумя. Во-первых, Владимир Петрович Бахметев, женатый на Нащокиной, и даже давно, выгнал жену из дома, не быв, говорят иные, в силах сносить нрава ее; другие говорят, что братья ее в том виноваты; третьи говорят, что муж виноват. Поди же разбирай, а, кажется, надобно быть причине нешуточной, чтобы прогнать жену, от коей имеешь двух детей и с коей живешь лет десять. Вот это раз. Другой развод еще курьезнее. Ты помнишь, что я тебе возвестил, что дочь княгини Натальи Николаевны Голицыной Наталья, высокая, плотная девка, вышла, ко всеобщему удивлению и против воли матери, за Фаминцына, старого, дурного и скупого вдовца, имеющего детей от двух жен. Они вчера, после двухнедельного брака, развелись.
Масальский сказывал, что князь Александр Николаевич писал графине Ростопчиной, что государь нимало не разделяет мнения ее, что из Лицея выходят все повесы; однако же, не желая ей противоречить, сына ее велит отдать в Пажеский корпус. Я очень рад, что Андрюша не будет с Костей. По дружбе между отцами, и между ними связь была бы очень у места; но этот Андрюша, по милости матушки своей, совершенный повеса. Будет с ним работа! Желательно, чтобы употребили при самом начале величайшую строгость.