Желаю очень, чтобы доброго Арсения приковали к Петербургу. Он был бы и славный генерал-губернатор в коренной России. Он и в Финляндии умел найтись, а на его место бы Хованского, который полунемец, честный человек, только куда строг.
За все твои старания обо мне я не благодарю и не говорю ничего. У нас так все обще, что ты работаешь для себя, стараясь обо мне. Жена, как голову ни ломает, как ни кричит на содержание, но пища людей и наша менее 500 рублей в месяц не может обойтись, и без постороннего доходишка, право, жить нечем. Мы себе во всем отказываем.
Говорят, что сенаторам не позволено будет занимать других мест. Тогда и Малиновский милости просим вон.
Я получил твои два письма, № 52 и 53. Последнее требует обдуманного ответа. Очень оным спешить, кажется, нет нужды; а ежели бы граф, не дождавшись моего ответа, дал место другому, то я сетовать не буду. Как это ни верти, а все заключается в следующем предложении: Шульц умер, хочешь ли его место? Граф обязан это предложить всякому, кто бы ни был старший в Архиве; а я старший. Дав это место, нельзя отнять и окладов по штату. Так милость, которую делает граф, оставит при мне огромные 1000 рублей, кои получаю 25 лет. Мне не такие места предлагали, ты сам знаешь: два раза вице-губернаторское и один раз губернаторское здесь, Рибопьер – банковское место, Воронцов – Бессарабию и проч., все места начальнические; а тут сделаюсь я Шульцем Малиновского, с надеждою, что Малиновский умрет и что я его заменю. Во-первых, кто велит Малиновскому оставить место, при коем получает награждения, тогда как другим сенаторам не дают ничего, а служат не хуже его? Почему же (чего Боже сохрани, однако же) Нессельроде не умереть прежде Малиновского? Тогда все переменится: новый начальник, новые протекции, новые креатуры. Вот тебе и подожданье, а Малиновский иначе не отойдет, как разве когда умрет. Давно ли дали ему Владимира; он почитает себя обязанным служить, получая поощрения. Поленова очень благодарю за дружбу его, а особенно за то, что берется приискать 200 рублей из каких-нибудь сумм; только боюсь, чтобы он этим не разорил коллежскую казну.
Малиновский слишком умен и хитер, чтобы представлять о ком-нибудь… Он говорил со мною много намедни, а о преемнике Шульца не заикнулся. Все это говорю я тебе как брату и другу. Твои советы мне еще нужнее, нежели мои рассуждения и обдумывания. Подумай ты сам; ежели ты иначе решишь, нежели я думаю, то я твоему мнению дам предпочтение. Я жил до сих пор кое-как, не обременяя казну, авось, Бог и впредь не оставит меня. Может быть, от того и оттуда получишь, от кого и откуда и не ожидаешь. Малиновский съехал; его Шереметевы очень гонят. Я было очень жалел, а теперь радуюсь, что туда не попал.
Рад я за Дашкова. Пустого места он не взял бы, да ему бы и не дали. Но что же выходят теперь директоры департаментов? Все хорошо, да Кикину за что ленту, да и какую? Вчера вечером был я у князя Дмитрия Владимировича (его день), сообщил ему милости 6-го числа, а он от этого числа и писем вовсе еще не имел. Я, кажется, давно тебе написал, что дело кончено, как должно было предвидеть. По законам следовало утвердить тогда же Шереметева; Обольянинов взял уже на себя представить государю, думая, что к чину Шереметева придерутся, но у вас законов нарушить не хотели. Молодой граф Шереметев здесь, другого Шереметева видел я вчера. Спрашивал я: «Ну что ваш граф?» – «Приехал, был вчера в больнице, очень меня благодарил». – «Да вас за что же? Вы три дня только у этого места, так хорошее, как дурное, должно относиться к Малиновскому».
До сих пор нет зимы, и Нева ваша не стала; этому не было еще примера по календарю; и у нас дурно, но можно-таки ездить в санях, хотя с нуждою. Все ехавшие в Петербург остановились. Балашов один пускается к вам храбро с семьей своей сегодня, взяв на себя дилижанс целый. Графа Аракчеева ожидают сюда. Его авангард, то есть Волынский, прибыл уже, а граф остался у брата в Киеве.
Полиция басманная хочет нанять наш дом слободский на несколько лет, я очень бы рад сбыть его. Спасибо Новосильцеву: он мне в этом помогает и хлопочет в полиции и Думе.