Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Мы все вне себя от милостей великого князя. Довольно тебе сказать, что его высочество пожаловал к нам в 9 часов, а уехать изволил в половине второго часа, чего (пивши воды) ни разу еще не делал с приезда своего в Москву. Но надобно тебе хоть вкратце, но рассказать все по порядку.

Наш день понедельник; съехались обедать музыкант Рейнгард (этот уехал в театр), Бартенева с двумя дочерьми. Эти нас не женировали, простого, доброго обхождения, знакомы его высочеству; старшая славно поет, потому мы их заполонили на целый день. Рейнгард дает уроки маленьким великим княжнам, поэтому очень нас встревожило узнать от него, что великий князь жаловался ночью и что его высочеству приставлено 35 пиявок. Конечно, посещение только бы отложилось на другое время; но Ольги не было бы, она собирается домой в Шеметево, а Ольга – большая подмога. Нечего делать! Отправляя Волкова с почтой во дворец, я велел ему умненько узнать о здоровье великого князя, ду мая после обеда сам ехать наведаться или записаться. Волков донес, что великому князю ставили пиявки вчера вечером, но что камердинер сказывал, что его высочество изволит сегодня выехать. Это нас успокоило. Все было готово к принятию, дом весь освещен (я вижу его сам в первый раз так, и подлинно славно, лампы Моперна прекрасны!), ковры на лестнице. Я не мог помешать чиновникам составить две шеренги от дверей до низу лестницы; собрались Фавст, Трескин, Имберг.

В девять часов прибыл дорогой гость, на улице и дворе множество было народу. Я встретил его высочество у выхода его из коляски. На середине лестницы под лампою стоял Пашка в казачьем мундире и отдал ему честь. Великий князь нагнулся, поцеловал его и сказал: «Очень хорошо! Только замечаю тебе мимоходом, что ночью честь никому не отдают». В зале встретили его высочество Наташа, Долгоруковы и Катя. Он Наташу поблагодарил за сукно, извинился, что поздно это делает, обласкал зятя и жену его; пошли в каминную. Я представил его высочеству Фавста. Потом представил я Трескина и Имберга. Видя его в веселом расположении духа, я подвел Башилова (который с его высочеством приехал) и сказал: «А это известный строитель Москвы и сенатор Башилов». – «Доводилось слышать об этом негоднике, – отвечал великий князь, – но близко его не видал».

Подали чай. После пошли в залу, Катя пела, после обе сестры вместе, после вся фамилия вместе. Уселись в зале, где не так было жарко; хотелось мне, чтобы великий князь курил (шляпу свою отдал Пашке на сбережение), я просил Ольгу это устроить, и она очень ловко и умно это сделала. Уселись все около фортепьяно, она ушла и возвратилась с руками назади. «Ваше высочество, хочу просить вас о милости». – «Да, сударыня, соблаговолите сказать, и будет исполнено». – «В это время я привыкла курить пахитоску; вы мне позволите?» – «Разумеется, прошу вас, не стесняйтесь, сударыня». Ольга закурила пахитос (во время брюха своего она сделала эту привычку и теперь всегда по две и три выкуривает пахитоски). Великий князь очень смеялся и сказал: «Да ведь и правда!» – «А вы думали – шутка? Только я одна курить не могу, так прошу ваше высочество сделать компанию, ежели вы курите». — «Грешен, сударыня, курю сигары». Ольга тотчас подала сигару в прекрасном мундштучке коралловом, ею же мне подаренном.

Великий князь, приняв милостиво, сказал: «Коль скоро вы мне дозволяете и подаете в том пример, покурю, но также с условием, что дадут сигару и Башилову, и все будут курить». – «Раз уж так, – сказала Наташа, – и надобно курить, переедем в Турцию». Пошли в «турецкую» комнату, все расположились на диванах около его высочества, и пошла беседа и курение. Великий князь переменил три раза сигары, был очень весел, любезен так, что позволения просил расстегнуть воротник мундира, много рассказывал любопытного, серьезного, например, о Польской войне, о 14 декабря и проч., много и шутил, говорил каламбуров, очень занялся Ольгою, которая ужасно его забавляла и смешила. Подавали мороженое, фрукты, но его высочество, ради вод, ни до чего не дотрагивался. Потом пошли в залу опять петь разные хоры, Башилов плясал тирольскую. Его высочество хвалил песенку, петую Ольгой и Катей, коей слова и музыка – сочинение Кости нашего. Право, не видали, как прошло время; было без четверти два часа, как его высочество изволил уехать. Пашка был на том же месте на часах, и его опять поднял и поцеловал великий князь. Внизу, хотя и так было поздно, множество было не только чиновников, но даже дам, и они имели счастие не только видеть его высочество, но слышать его голос, ибо, заметив тут караульного нашего с медалями, великий князь подошел к нему и делал Мореву много вопросов.