Братья Дуровы

ские поляков убивают, себе город покоряют. Вот, смотри и гляди,

город Ариван, наш генерал выезжает и войска созывает. Вон турки

валятся как чурки, русские стоят невредимо! Вот, смотри и гляди,

город Санкт-Петербург и Петропавловская крепость, из крепости

пушки палят, а в казематах преступники сидят, и сидят, и пищат,

а корабли к Питеру летят. А вот город Москва бьет с носка. Король

прусский въезжает, а народ русский перед ним шапки снимает...

Ах, хороша штучка, да последняя!»

Не просто соперничать с такими соблазнами. Оттого на балаган¬

ном раусе так старается зазывала:

Зазывала сулит показать в балагане то, что затмит все, до сих

пор виденное: самых смешных клоунов, самую сильную в мире

женщину-геркулеса, говорящую собаку, лилипутку — крохотную

красавицу, попугая, предсказывающего судьбу. Среди удивительных

номеров и художник-моменталист...

Публика на ярмарке недоверчивая, на ветер деньги не привыкла

бросать, покажи ей товар лицом.

И в помощь зазывале на раус выходят клоуны — один красноно¬

сый с торчащими рыжими волосами, другой совсем белый, с лицом,

обсыпанный мукой.

—       Тру-ля-ля! Ля-ля...— напевает рыжий.

—       Напрасно поешь! Тебя ищет полиция! — останавливает его

белолицый.

—       Меня ищут в больницу? Я здоров, не хвораю...

—       Не в больницу, а в полицию. Тебя возьмут в солдаты.

—       Меня в собаки?! Я брехать не умею...

—       Да не в собаки, а в солдаты! Ты будешь служивый.

—       Я с пружиной? А где меня будут заводить?

Рыжий клоун, прикидывающийся глуховатым и глуповатым, пу¬

тает слова: рот и огород, подарок и огарок, кошки и крошки, палки

и галки. Каждая его рифмованная реплика вызывает хохот толпы,

и у кассы выстраивается хвост за билетами.

Невыносимо столько раз в день рисовать одно и то же. Худож¬

ник-моменталист тоскливо глядит на помост эстрады, где заканчи¬

вает свое выступление «говорящая собака», вернее, чревовещатель

со своим вечно голодным, заморенным псом. После «говорящей

собаки» выход лилипутки, затем он покажет свое искусство.

В дощатом закутке артистов тесно и грязно. Хуже всего вынуж¬

денное соседство других балаганщиков.

—       О чем задумались, господин художник? — кокетливо спраши¬

вает карлица. Примостив осколок разбитого зеркала к выступу сте¬

ны, она наводит красоту на свое сморщенное, старообразное личико.

—       Вы сделаете мой портрет, художник?

Дуров не отвечает. Назойливая писклявоголосая карлица ему

надоела, как давно надоела вся окружающая обстановка. Все же

никогда он не жалел о том, что покинул спокойную службу в Упра¬

ве благочиния.

Произошло это внезапно, хотя назревало с первого дня службы

в Управе. «Довольно мечтать о цирке — пора в нем работать! Но

кому нужен акробат без опыта, клоун без имени? В таком случае,

можешь работать как художник-моменталист. Ты отличный рисо¬

вальщик, карикатурист. Попробуй...»

Чтобы это решение вылилось в действие, потребовался лишь

небольшой повод. Как раз в тот день столоначальник сделал заме¬

чание:

—       Господин Дуров, извольте переписать отношение за нумером

1741. На бумаге его превосходительству вы оставили кляксу!

Вместо почтительного ответа писец встал из-за стола, сказал

пораженным чиновникам «Прощайте!», раскланялся и вышел из

канцелярии, чтобы никогда более в нее не возвращаться.

Однако радужные надежды получить работу в цирке оказались

напрасными. Директор Саламонский даже не захотел слушать мо¬

лодого человека, утверждавшего, что он будет иметь успех на арене

как художник-моменталист. С каждым днем положение становилось

все труднее. К тому же, чтобы не огорчать опекуна, и без того

расстроенного незадачливой судьбой подопечных, Владимир скры¬

вал от него свой уход из Управы.

Выручила случайная встреча со старым знакомцем Ринальдо.

Профессор многих наук поддержал замысел своего бывшего учени¬

ка начать карьеру художника-моменталиста и помог устроиться

в балагане.

...Лилипутка заканчивает свое незамысловатое выступление. Со

сцены доносится ее писклявый голосок и притопывание каблучков,

когда она делает какие-то неловкие па. Пора готовиться к выходу.

Вот и загрохотал барабан. Лицо художника в миг преобразилось.

Куда девались грустные думы, глаза глядят весело, озорно. Бар¬

хатная блуза с шелковым бантом лежит легко и свободно. Густые

волосы ниспадают на лоб, небрежным движением головы он отки¬

дывает их назад. Зрителям нравится такой артистический вид.

Художник взял уголек для рисования, подошел к мольберту с при¬

колотыми листами бумаги. Под приглушенные звуки оркестра обра¬

тился к публике: