Братья Дуровы

— Знаешь, что я надумал? — неожиданно нарушил молчание Анатолий.

— Что?

— Наше внешнее сходство надо использовать в каком-нибудь номере. Можно сделать занимательный трюк.

— Согласен… — откликнулся Владимир. — Но все же мы очень различны.

— Не спорю…

Разговор погас. Братья встали из-за стола, вышли из ресторана, равнодушно, словно чужие, попрощались и каждый направился в свою сторону.

В своих мемуарах Анатолий Леонидович Дуров не удержался, чтобы не приписать себе идею применить дрессированных животных и птиц для клоунских антре. «Мои дрессированные животные имели большой успех и породили массу подражателей, — без лишней скромности писал мемуарист. — Почти все циркисты обзавелись какими-либо зверьками и стали их приготовлять к артистическому поприщу, однако моих они не перещеголяли, и я во все время службы в Москве первенствовал со своими маленькими помощниками.

Мой способ дрессировки никому не был известен, вследствие чего мои конкуренты не могли достигнуть того внимания публики, коим я пользовался. Они вызывали послушание животных хлыстом или того хуже — голодом, я же, наоборот, терпением и лаской… Мои животные постоянно веселы и слушаются меня без малейших угроз, тогда как конкуренты во время представления не выпускают кнута из рук и до такой степени запугивают своих зверят, что те работают, трясясь от страха, и так жалобно поглядывают на своих учителей, что возбуждают в публике понятное сострадание. Я не знаю, зачем мои коллеги прибегают к подобным крутым мерам, когда с маленькими друзьями человечества можно справиться одним терпением».

Подобные утверждения мемуариста не соответствуют истине. Иностранные клоуны ранее использовали дрессированных животных в своих антре. Но наибольших успехов в этом добился Владимир Дуров.

Только ревностью и страстным стремлением умалить достижения брата можно объяснить подобные неточности в мемуарах Анатолия Дурова. Что греха таить, в своих воспоминаниях старший брат платил ему той же монетой.

Причина в обоих случаях одна — вражда! Вражда, исподволь зародившаяся в молодые годы и трагически прошедшая через всю жизнь братьев.

Анатолий Дуров косвенно объясняет ее истоки, делая откровенное, хотя жестокое признание: «Приглядевшись к закулисной цирковой жизни, я понял, что закулисная интрига — не интрига, а только борьба за существование. Иной борьбы, в силу особенности положения вещей, там быть не может. В цирке, как и в театре, счастье одного построено не на несчастье другого, как это обыкновенно бывает в жизни, а на несчастье двадцати других. Потому, чтобы занять видное положение в театре или цирке, нужно предварительно превратить многих в ничто и уже на их терпеливых плечах основаться самому во всем блеске своего успеха. В сущности, за кулисами царит одно правило: „Топи!“. И если ты сам не будешь топить, так утопят тебя… Все хотят есть слаще, жить просторнее, и поэтому каждый карабкается на первое место, которое хорошо оплачивается и тешит самолюбие».

Много горьких минут надо было испытать, чтобы прийти к подобному заключению. Как бы то ни было, оно дает ключ для понимания сложных жизненных взаимоотношений братьев Дуровых.

Безработный циркист под кровлей опекуна не испытывал острой нужды. Но его, уже вкусившего сладость успеха в провинции, томила вынужденная бездеятельность в Москве. И он настойчиво добивался ангажемента в цирке Шумана. Разговор с директором был короток:

— Кто вы? — спросил директор.

— Русский клоун Дуров.

— Как?

— Анатолий Дуров — русский клоун.

— Не слыхал такого.

— Я начинающий…

— Таким место в провинции…

— Дайте дебют!

— Глупости!

— Я буду иметь успех…

— Прощайте! Некогда…

— Вы, может, раздумаете? Я к вам наведаюсь…

Через некоторое время молодой клоун возобновил разговор с Шуманом.

— Ах, вы опять? — недовольно вымолвил директор. — Я занят и говорить-то нам не о чем.

— Дайте дебют!

— Повторяю, у меня служат только настоящие артисты, а новичку делать нечего.

— Перестать быть новичком — дело будущего.

— Хорошо, подумаю…

Через неделю настойчивый клоун снова явился к Шуману.

— Насчет дебюта? — встретил вопросом директор.

— Да!

— Мой цирк не балаган.

— Когда же вы подумаете?

— Как-нибудь в свободную минуту…

Это явно походило на издевательство.

В то же время крестный отец возобновил свои увещевания.

— Оставь свои увлечения! Займись чем-нибудь серьезным. Прошу тебя, как родного сына.

— Ничего другого я делать не умею.

— Научишься.

— Ни к чему, кроме цирка, у меня сердце не лежит.

— Шутовством век не проживешь, а ты уже человек семейный.

Безработица и настояния опекуна в конце концов возымели действие. «Русский клоун» решился пойти на жертву — стать учителем. Три студента-репетитора начали срочно готовить его к экзамену на учительское звание.

Осенью 1885 года в городе Можайске Московской губернии состоялось это событие. Анатолий Дуров получил диплом приходского учителя, а после дополнительного экзамена в Москве — преподавателя городского училища.