Лето 1814 года было печальным для Гортензии. Незадолго до отъезда Наполеона в ссылку в Мальмезоне совершенно неожиданно умерла Жозефина. Брошенная за ненадобностью женщина наслаждалась коротким бабьим летом популярности после отречения Наполеона и в своей роли отверженной жены получала покровительство всех властвующих особ и высокопоставленных офицеров, которые прибывали в Париж как победители. Сам царь посетил ее, а также король Пруссии, и постепенно замок Жозефины стал местом встреч для всех примечательных лиц столицы. Затем 29 мая она заболела дифтеритом и через четыре дня умерла. Царь вел себя в отношении ее горевавших сына и дочери настолько хорошо, что Наполеон по возвращении стал рассматривать пребывание Гортензии во Франции как акт личной нелояльности к нему.
Со смертью Жозефины длительная ссора между семействами Богарне и Бонапарт могла бы и завершиться, если бы не подобие затяжной войны, которая велась между Гортензией и Луи за обладание детьми. И ссора продолжалась в минорном ключе. В своих мемуарах Гортензия несколько раз весьма нелестно отозвалась о мужчинах и женщинах, которые так долго и так упорно пытались сокрушить ее мать. Финальные почести в этой грязной склоке отдавались Жозефине, поскольку в день начала болезни она должна была быть принята царем, который в большей мере, чем другие, понизил Бонапартов с уровня правящих суверенов до уровня государственных пенсионеров.
Никто так сердечно не приветствовал завершение войны, как Люсьен. На протяжении более чем трех лет он был светским львом сельского Ворчестершира и Шропшира. Он писал и ставил пьесы, отшлифовывал стихи своих эпических поэм, разрабатывал схемы образования для членов семьи, извлекая все лучшее из своего комфортабельного задержания в Англии. Тем не менее ему действительно наскучила жизнь, и он начал уставать от пытливых провинциалов, которые посещали его, и тосковал по утонченному обществу Рима и по солнечному свету Италии. Через день после того, как его достигло известие об отречении Наполеона, он написал письмо Пию с просьбой о присвоении ему папского титула, и его святейшество сделал ему такое одолжение, превратив Люсьена в князя Канинского и отметив, что он сможет, если захочет, с почетом возвратиться в Италию. Люсьен был преисполнен радости. Он упаковался, подготовил к отъезду домочадцев и незамедлительно отправился в Рим. И там, впервые за многие годы, он смог обнять различных членов семьи, включая свою мать, Луи и Каролину. Все они были рады приветствовать его возвращение в семейный круг. Он располагал большим состоянием, чем любой из них, исключая Жозефа, и вскоре после приезда посвятил часть своей неуемной энергии выплавке железа. Именно этот его интерес оказался способен сократить разрыв между двумя братьями, так как Эльба была богата залежами железной руды, и Люсьен писал новому властелину этого острова о поставках руды для использования в его печах. Обмен деловыми письмами заложил основу для примирения, и прежняя ссора, погребенная под тяжестью катастроф, которые обрушились на семью, была предана забвению. С тех пор только Луи, как прообраз семейного повстанца, оставался на определенной дистанции от Наполеона.
Элиза в очередной раз вынашивала новую обиду по отношению к своей сестре Каролине. Когда Мюрат заявил о своем переходе к союзникам, его войска вступили во владения его свояченицы, и Элиза была вынуждена искать убежища в Болонье, где была захвачена австрийцами. Присутствие мадам матушки, поддержанной извечным приспешником семьи дядюшкой Фешем, привело всех к примирению на время нелегкого периода, который последовал за отречением, и личные ссоры были забыты при столь значительном ухудшении семейной судьбы. Впрочем, вопреки общей амнистии Элиза с трудом восприняла выживание Каролины как королевы ввиду своих собственных утрат в титуле и доходах.