Братья и сестры Наполеона. Исторические портреты

Луи мог бы быть сброшен со счетов как мизантроп, а хорошие советы по поводу сложившейся ситуации с готовностью предлагались Жозефом и Люсьеном, причем оба они убеждали Наполеона упредить реакцию великих держав путем нового отречения от престола в пользу его четырехлетнего сына. Вначале Наполеон был склонен согласиться с ними, отмечая, что он возвратился во Францию не как завоеватель, который хочет вновь поставить Европу вверх ногами, а в качестве гаранта завоеваний революции. Возникали, однако, значительные трудности на пути принятия советов его братьев. Король Рима был теперь тщательно охраняемым узником в руках своего австрийского деда, и поступило известие, что Мария Луиза не желает возвращаться к мужу, так как ему неверна и утешилась с человеком, специально приставленным к ее домашнему хозяйству. Этим человеком был одноглазый австрийский кавалерист по имени Нейперг, а лицом, которое дало ему поручение соблазнить Марию Луизу, был Франц, отец его жертвы, самодержец, который однажды описывал Наполеона как «бестию Апокалипсиса». В таких условиях у Наполеона не было иного выхода, кроме как уступить настойчивому требованию большинства своих сторонников и отказаться от плана своего отречения в пользу сына. Он вынужден был также защищаться, потому что Англия и Пруссия оставались его непримиримыми противниками и их армии уже были на марше.

И Наполеон принялся за реорганизацию армии с привычной энергией бывшего военнопленного, который потерпел неудачу с английскими судами и германскими крепостями, противостоявшими его орлам во всем своем множестве. Во главе одной из дивизий ветеранов он поставил Жерома, предоставив ему третий шанс завоевать славу на поле брани.

Это было довольно второстепенное назначение дивизионным генералом под руководством командующего корпусом Релье, но Жером не жаловался. Подобно Люсьену, он понимал чрезвычайность момента и поэтому смог проглотить свою обиду ради общего дела.

Прежде чем уехать из Парижа для пробы сил к югу от Брюсселя, Наполеон, простивший Гортензии ее флирт с царем, отвел в сторону свою падчерицу и предложил ей предпринять прощальную поездку в Мальмезон, где за десять месяцев до этого умерла Жозефина. Вместе вошли они в замок, но у двери в комнату, где скончалась его жена, Наполеон попросил Гортензию подождать и вошел туда в одиночестве. Когда он выходил, она заметила, что его глаза были красными от слез.

И снова он был в пути, на дороге в Шарлеруа, чтобы вбить мощный клин между Веллингтоном и Блюхером. За ними, главными его противниками, располагались армии царя и австрийцев, а к северу находилась шведская пехота ренегата Бернадотта, свояка Жозефа. Толпы приветствовали Наполеона, когда он покидал Париж, но в городе было много сомневающихся и немало потенциальных предателей. Об этом ему было известно, и он, как только мог, проявлял бдительность в отношении реакционеров. Жозеф и Люсьен остались в Париже, чтобы поддерживать сплоченность тонкого слоя политических соратников императора. Военное министерство возглавлял один из имперских маршалов, чья деятельность доказывала, что ему можно доверять вне зависимости от того, какое на него оказывалось давление. Там, удерживая Париж под своим бдительным оком, находился Железный маршал Даву, твердолобый сторонник жесткой дисциплины, который вынуждал Жерома передавать весь свой доход для оплаты французских гарнизонов в Вестфалии, а позднее сопротивлялся всем уговорам Бурбонов покинуть человека, которому он служил верой и правдой с того времени, как французы гнали мамелюков вверх по Нилу в 1798 году.

Среди руководителей наиболее оснащенной армии, когда-либо направляемой в бой Францией, оставалось немного командиров, которым можно было доверять. Сульт, упрямый защитник Пиренеев, служил в качестве начальника штаба, и Ней, герой отступления от Москвы, командовал крылом армии. Сюше был на юге, Мортье оставался верен, но лежал с ишиасом, остальные же занимали нейтральную позицию или находились в оппозиции к Бонапарту, а многих маршалов уже не было в живых. Из членов семьи Наполеона только Жером скакал рядом с ним, и он продвигался к тому времени и месту, где бой одного дня приведет к длительному пути реабилитации его как мужчины, солдата и брата.