Братья и сестры Наполеона. Исторические портреты

Сосредоточив внимание на нанесении основного удара, Наполеон не вызывал к себе Жерома до тех пор, пока почти весь корпус Релье не оказался втянутым в битву и начавшаяся как ложный маневр атака на Угумон не превратилась в основное сражение. Ярость атаки продолжала нарастать всю вторую половину дня, и сам замок и большинство прилегавших к нему фермерских зданий уже были сожжены, а гарнизон загнан в часовню и коттедж садовника. Цена, уплаченная атакующими за этот частичный успех, обернулась потерей жизненно важных французских резервов и вытекавшей из этого неспособностью Нея прорвать центр позиций Веллингтона. Неистово напирая на плато к вечеру того же дня, герой отступления из России посылал срочные запросы о выделении ему подкреплений, но Наполеон, поглядывая через плечо на горевший Угумон, бросил: «Резервы? Где же он думает их найти?» Провал этого натиска и катастрофические последствия всего дня для исхода битвы в целом не были, однако вызваны исключительно некомпетентным командованием Жерома. Часть вины падает на Релье, ибо, как командир корпуса, он должен был избегать излишних потерь. И вне зависимости от опрометчивости рядовых, отмеченных многочисленными старыми шрамами и жаждавших расплаты, возникает и другой фактор, который следует принять во внимание. Как бы то ни было, поведение Жерома в тот день во многом способствовало раскрытию его характера, и история о его отваге при Ватерлоо превратилась в легенду.

В длинном письме своей жене вскоре после битвы Жером излагает реакцию Наполеона на его поведение и отмечает, что император воскликнул: «Невозможно было сражаться лучше! Теперь, когда твоя дивизия сократилась до двух батальонов, оставайся в ожидании приказа направиться туда, где может возникнуть опасность!» Это было яркое замечание человека, втянутого в борьбу не на жизнь, а на смерть, но Наполеон, несомненно, был в восторге от того, что в последние минуты Жером проявил себя как герой.

Требовалось, однако, нечто большее, чем героизм одного человека, чтобы спасти этот день для Наполеона. К сумеркам великолепная кавалерия имперской армии была смята в бесполезных атаках на британские части, а оставшиеся резервы были отброшены при попытках приостановить наступление Блюхера на правое крыло французов. Заключительный бросок Старой гвардии закончился провалом, и к десяти часам начался разгром. Победители под Аустерлицем, Йеной, Фридландом и Ваграмом устремились по дороге в Шарлеруа с криками. «Спасайся кто может!»

В заключение, для красочного описания той панической ночи, обратимся снова к письму Жерома Екатерине, написанному во время отступления. Там говорится: «Императора увезли, и не было никого, способного отдавать приказы. На следующий день я достиг Авеснеса, находясь в арьергарде с одним батальоном и одной ротой. Не обнаружив там ни императора, ни маршалов, которые уехали до этого, я предпринимал неслыханные усилия для восстановления остатков армии и в конце концов преуспел в том, чтобы вновь собрать 18 000 пехоты и 3000 кавалерии с двадцатью орудиями, с которыми 21-го я и прибыл в Лион». Там командование принял на себя Сульт, и Жером направился в Суассон, а затем в Париж, где уже распространялись новости о втором отречении Наполеона в пользу его сына. По пути измученный и почти бездыханный бывший король Вестфалии получил письмо с похвалой в отношении его поведения на поле боя. Его автором был маршал Даву, который когда-то досаждал ему, отбирая доходы с его сказочного королевства.

Глава 13

Я вижу одного человека между нами и миром, позвольте ему говорить, и страна будет спасена!

Из обращения Лакоста к палате депутатов, июнь 1815 года

21 июня, через три дня после битвы, в Париж вернулся трясущийся, истощенный, в полуистерическом состоянии человек без армии и, если не считать нескольких перепачканных офицеров и немногих престарелых генералов, даже без охраны. Он уже поговаривал об отречении, и это происходило в третий раз на протяжении пятнадцати месяцев. На утро после катастрофы Наполеон писал Жозефу из Филипвилля со свойственным ему налетом фантазии: «Не все еще потеряно… Когда я соберу свои силы, у меня будет 250 000 человек, я использую ломовых лошадей для переброски орудий… завербую 100 000 человек с помощью воинской повинности и вооружу их мушкетами, отобранными у роялистов». Но вот теперь у него наступила реакция, и он видел будущее таким, каким оно было, омраченным распадом и поражением. В тот момент ему не нужен был совет, как лучше встретить новое вторжение, он мечтал о ванне, причем о горячей ванне, которая так часто восстанавливала его силы в прошлом. Наполеон направился в дом Каленкура, человека, который был его компаньоном при фантастическом санном броске через Европу в 1812 году, и, пока он купался, Каленкур собрал имперский совет, чтобы обсудить, что следовало бы и можно было бы сделать.