Братья и сестры Наполеона. Исторические портреты

10 марта: Наполеон вступил в Лион.

19 марта: Император сегодня достиг Фонтенбло.

19 марта: Его императорское величество завтра ожидается в Тюильри.

Повсеместно разные люди окружали его, но немногие делали это столь быстро и безоговорочно, как его семья, это сборище бывших королей и имперских принцесс, которые во время его отсутствия уже начали скатываться в безвестность.

Жозеф, Люсьен, Каролина и Мюрат, несомненно, сознавали намерение Наполеона при первой же возможности выступить с претензией на трон Бурбонов, но у них не было предварительных сведений о времени и месте такого мероприятия. Первые надежные известия о происходящем достигли их, когда Наполеон вошел в Гренобль и покатилась волна восторгов. Жозеф тотчас же начал действовать. Он написал письмо Мюрату, убеждая его объявить войну своим новым австрийским друзьям, а затем направился в Париж, чтобы прибыть туда всего через два дня после вступления в город Наполеона. Жюли, его жена, была уже в столице. Она приехала незадолго до отбытия Наполеона с Эльбы, чтобы восстановить собственность на их замок Мортфонтен, поэтому оказалась на месте, чтобы приветствовать императора, когда тот прокладывал себе путь через восторженные толпы к Тюильри в ночь на 20 марта, в четвертую годовщину рождения короля Рима. Люсьен прибыл вскоре после этого, и, как представляется, мало что было сказано о продолжительной ссоре между братьями. Жозеф снова занял свое место в палате пэров, и Люсьен мог бы присоединиться к нему, если бы какой-то педант не отметил, что Люсьен никогда не был действующим имперским принцем и поэтому-де не обладал достаточной квалификацией, чтобы заседать среди избранных. Эта увертка могла бы прежде вызвать гнев семьи, но теперь она прошла незамеченной. Люсьен довольствовался тем, что возобновил свою деятельность в палате депутатов, где и взял на себя работу по укреплению интересов Бонапарта. На протяжении нескольких последующих недель и он и Жозеф подобно скалам противостояли сталкивающимся течениям общественного мнения.

Бросок Жерома в Париж был отмечен некоторыми происшествиями. Услышав знаменательные новости в своем пристанище в Триесте, он попрощался с верной Екатериной (которая только что после семи лет супружеской жизни подарила ему наследника) и направился в Неаполь, где встретил свою мать и сестер. Затем он по какой-то необъяснимой причине поехал во Флоренцию и там с трудом избежал австрийского плена. Уклонившись от австрийцев, он опять проехал в Неаполь, и после совещания с матерью и дядюшкой, кардиналом Фешем, все трое решили рискнуть вернуться во Францию морем, используя наименее опасный вариант. Они проехали через Корсику, увернувшись от британских патрульных судов, и высадились в том самом месте, где 1 марта ступил на берег Наполеон.

Поездка Жерома на север стала повторением триумфального шествия его брата. Вокруг него толпились люди, а в Лионе он натолкнулся на Барраса, человека, который возглавлял Директорию в дни, предшествовавшие перевороту 1799 года. Старый интриган был раздосадован тем королевским достоинством, с которым держался Жером, проходя сквозь волнующиеся толпы и восклицая: «Ага, мы, Бонапарты, снова идем на поправку!» Достигнув Парижа в сопровождении матери и дядюшки, бывший король Вестфалии с большой сердечностью был принят своим братом. Все прежние разногласия были забыты при драматических обстоятельствах объединения семьи, и на встрече в Шамп-де-Мей трое братьев поддерживали императора. Жозеф и Жером как короли сидели справа от него, а Люсьен, старый республиканец, — слева. Три сестры остались в Италии. Каролина безуспешно пыталась поднять воинственный дух у неаполитанцев. Можно лишь догадываться, что думала об этой последней авантюре мадам матушка и согревал ли ее сердце вид ее детей, снова трудившихся в гармонии. До того как Наполеон покинул Эльбу, он спросил у нее совета, и она загадочно ответила: «Следуй своему предназначению, мой сын». Из всех ее детей только Луи оставался в стороне во Флоренции, непреклонный в своем отказе вернуться. Но даже он написал Наполеону длинное, помпезное письмо, которое ссыльному на острове Святой Елены приходилось вспоминать с саркастическим удовольствием. «Это был почти ультиматум, — размышлял там Наполеон, — излагавший условия, при которых он мог бы вернуться!» И подобно ультиматуму эти условия были отклонены, ибо Луи требовал, чтобы ему было разрешено развестись с Гортензией, а Наполеон и слышать об этом не хотел. Он предпочел примириться с утратой дружбы с Луи и объявил, что поведение его брата «было вызвано хроническим состоянием его здоровья, которое деформировало его внешность и вызвало у него односторонний паралич».