Братья и сестры Наполеона. Исторические портреты

Не так уж давно Жозеф прогуливался по улицам Парижа «в коричневом сюртуке и круглой шляпе», с ностальгией разглагольствуя о Республике, единой и неделимой, но за последующие два года он смягчился, и перспектива замены трона небольшого государства на королевство более крупное, чем Франция, вводила его в искушение. У него довольно удачно шли дела с беспечными неаполитанцами, и он был уверен, что также хорошо сможет освоиться в Испании. Для его брата католическая вера была всего лишь инструментом, но Жозефу религия представлялась более серьезным делом. Он не был фанатиком, но тешил себя мыслью, что больше симпатизировал фанатизму, чем многие французы, которые были свидетелями упразднения религии во Франции. Его дружелюбие и широкие познания в дипломатии могли способствовать тому, чтобы убедить испанцев, что они будут куда более счастливы под управлением благожелательного иностранца, нежели под управлением молодого негодяя вроде Фердинанда или рогоносца Карла, почти столь же слабоумного, как незаконнорожденный выдвиженец Годой. И вероятно, он был прав в своих предположениях. Имелось лишь одно обстоятельство, которое Жозеф, раскрывая полученную в Неаполе депешу, не принял во внимание. И его нельзя винить за такой недосмотр. Кое-кто с неограниченным опытом в политике пришел к той же недооценке, полагая, что война против Испании (если бы испанцы были настолько глупы, чтобы обидеться на такую подмену) была бы еще одной войной против недееспособного архаичного правительства. Приняв такую оценку как аксиому, Наполеон, вероятно, совершил величайшую одностороннюю ошибку в своей карьере, так как не смог учесть разнообразные факторы, по которым Испания отличалась от мест проведения предыдущих кампаний в Италии, Германии, Польше и Египте. Начать с того, что сама местность создавала невообразимые трудности для передвижения войск и снаряжения, так как в стране не нашлось бы и двух хороших, покрытых щебенкой, дорог. Но отсутствие дорог не было единственным препятствием для завоевания Испании. Еще менее подходящими для этого были сами люди, погрязшие в жестокостях, вековой нужде и фанатизме и объединенные свирепой ненавистью к еретикам, особенно к тем, которые заточили в тюрьму его святейшество Папу и лишь недавно открыли свои церкви. На протяжении многих столетий Испания управлялась отвратительно, и постороннему наблюдателю представлялось, что уже ничего не осталось от храбрости и предприимчивости, которые сделали испанцев властелинами половины мира. Французам пришлось быстро обнаружить, что национальная гордость пылала в сердце каждого испанца и что священнослужителям не составило бы труда превратить тлеющие угли в жаркое пламя, которое обожгло бы каждого француза, решившегося ступить на полуостров. Им пришлось также познать, что испанский фанатизм, подогретый войной против мавров, которые столетиями оккупировали Испанию, привел к становлению испанского характера, способного превратить полуумирающих крестьян и ремесленников в самую безжалостную и мобильную партизанскую армию, с которой французам, при всем их богатом военном опыте, никогда не приходилось сражаться. Фердинанд мог быть предполагаемым отцеубийцей, Карл — почти слабоумным, Годой — незаконнорожденным авантюристом, но, по крайней мере, все эти трое были испанцами и хорошими католиками, в то время как французы были чужеземцами и атеистами и как таковые не заслуживали никакой пощады ни в этой, ни в последующей жизни.