Только к концу декабря из Лондона поступила инструкция препроводить Люсьена и его семью в Англию. Напрасно он упрашивал, чтобы ему разрешили уехать одному, оставив жену и детей на Мальте, пока не представится шанс ходатайствовать по его делу перед принцем-регентом. Тогда, как это бывает и теперь, чиновники уперлись в букву закона, и Люсьен с женой, детьми и прислугой были посажены на борт фрегата для переезда в Англию в середине зимы и в самую худшую погоду. Капитан Уоррен, еще один английский упрямец, был предупрежден о необходимости совершить широкий обход французских берегов, и нос корабля был направлен прямо в штормы Атлантики, что продлевало двухнедельное плавание еще на месяц. Наконец после исключительно тяжелых шести недель пребывания в море беженцы достигли Плимута, но даже там капитан Уоррен отказался бросить якорь и подверг риску корабль и всех на его борту, пересекая ночью приливную волну.
На следующее утро пленники сошли на берег и были приняты мистером Маккензи, который сказал, что «уполномочен предоставить им убежище». Такое сообщение должно было послужить облегчением для мадам Бонапарт и ее детей, но Люсьен, который годами отказывался подчиниться «господину Европы», не принял этого предложения без критики. Поблагодарив государственного вестника за его «радушные заверения», он весьма четко изложил свою позицию. «Я был превращен в заключенного нелегально, и я протестую против всего того, что пришлось пережить мне самому и моей семье с тех пор, как мы покинули порт Каглиари! Я требую, чтобы мне было разрешено продолжить мою поездку, и, кроме того, я отказываюсь от всех предложений вашего правительства, так как я ничего не могу принять от страны, которая является противником моей, а также и от правительства, которое ведет войну против моего брата!» Это был примечательный ультиматум от человека, который с 1804 года отказывался от подношений, похвал и лести, того, чье имя бросало вызов Британской империи, но, по существу, правда была на стороне Люсьена. Его жена, семья и избранные друзья всегда могли в какой-то мере направлять его, но ни Великая армия, ни непобедимый британский флот не могли сдвинуть его ни на дюйм ни на земле, ни на воде.
Люсьену не пришлось продолжить свое путешествие в Америку, и сам он, и его семья оставались в Англии, пока не рухнула империя. В последующие четыре года Люсьен был столь же отдален от власти своего брата, как если бы он обустроился в Китае.
Глава 9
Это поведение придворного, еще не ставшего настоящим солдатом.
Вскоре после того как Люсьен оказался за пределами досягаемости своего всемогущего брата, Элиза и любимица семьи Полина навлекли на себя неудовольствие короля королей. Проступок Элизы был банальным, а обида на Полину привела к устранению ее из той сферы деятельности, где она приносила некоторую пользу своему брату, — из парижских салонов.
Весной 1809 года до Наполеона дошли слухи, что Элиза, единственный член семьи, в чьей осмотрительности он мог быть вполне уверен, открывает во Флоренции салон азартных игр. Пристрастия Наполеона не распространялись на азартные игры. Когда он вел какую-нибудь игру, он неизменно плутовал и, получая удовольствие от победы над своими противниками, возвращал выигранное с одной из своих грустных улыбок. Элизе он писал: «Сестра моя, позаботься, чтобы никто не открывал салона азартных игр во Флоренции. Я не разрешаю их в Турине или где-нибудь еще в империи. Они подают плохой пример и нарушают семейную жизнь. Единственным местом, где я их терплю, является Париж, отчасти потому, что в таком огромном городе было бы невозможно пресекать их деятельность, а отчасти потому, что они используются полицией. Но мое намерение состоит в том, чтобы они не существовали ни в какой другой части империи». Больше ничего не было слышно о попытках Элизы предвосхитить Монте-Карло.
Что же касается Полины, то она попала в немилость после недостойного инцидента при представлении Марии Луизы в Брюсселе. Со времени удаления Жозефины и получения разрешения Наполеона покинуть Италию и остаться в Париже Полина жила в свое удовольствие, но женитьба ее брата на простоватой девице девятнадцати лет в течение одной ночи изменила всю атмосферу императорского двора. Он потерял свой обычный привкус веселья и экстравагантности, и Наполеон, всегда склонный подавать примеры того или иного рода, стал выступать в незавидной роли самоиспеченного буржуа, женатого на соответствующей женщине и заинтересованного лишь в увеличении семьи.
Полина ненавидела австрийку и при представлении ее в Брюсселе дошла до того, что сделала за спиной императрицы мальчишеский жест, но ей должно было быть известно, что ее брат имел глаза и на затылке. Придворные, видевшие этот жест, захихикали. Наполеон, который также увидел его, вызвал Полину, отчитал ее за отсутствие хороших манер и немедленно выдворил со двора.