Братья и сестры Наполеона. Исторические портреты

Его требования поставили Гортензию в весьма затруднительное положение. Она ни при каких обстоятельствах не хотела возобновлять свою жизнь с Луи и рассматривала его пребывание за границей как благоприятное стечение обстоятельств. Вынужденная делать вид, будто она убеждает его вернуться, Гортензия предприняла несколько показных попыток, но, когда ее эмиссары вернулись обратно с сообщением об отказе мужа возвращаться, она пришла в восторг. Ее отречение как от суверенного правления, так и от мужа предоставило ей свободу действий во Франции, и она возобновила свою продолжительную связь с де Флаотом.

В своих тенденциозных мемуарах Гортензия всячески старается убедить читателей, что де Флаот был слишком настойчив и что она годами сопротивлялась его натиску, но не вызывает сомнений, что она поощряла ухаживания молодого человека, а после дезертирства Луи чувствовала себя свободной, чтобы принимать его как любовника.

Между тем Наполеон, не теряя времени, взял на себя заботу о шестилетнем сыне Луи, оставленном в Голландии, когда его отец бежал в Австрию. Приветствуя смущенного ребенка в Тюильри, он заявил: «Я буду твоим отцом, и ты ничего не потеряешь от такой перемены». Ребенок, несмотря на его малый возраст, получил титул герцога Берга и Клевеса в качестве преемника Мюрата, который отказался от этого титула, став в 1808 году королем Неаполя.

Гортензия оставалась любимицей своего отчима, и она была удостоена чести поддерживать маленького короля Рима при церемонии его крещения в соборе Парижской Богоматери. Это было исполнением долга, от которого она не получила удовольствия, поскольку ей не приходилось бывать в этом соборе с тех самых пор, как ее старший сын был похоронен там в 1807 году. Гортензия придавала большое значение своему патологическому страху и вызывала раздражение у Наполеона, отказываясь принять участие в церемонии крещения. В конце концов она дала себя убедить, вызвав при этом ревность Каролины, которая говорила, что как бы искусно она ни подражала Гортензии, ей не удавалось избежать неблагоприятных сравнений со стороны императора. Следует напомнить, что Жером временами испытывал сходную зависть в отношении брата Гортензии Эжена, с которым также делались неприятные для него сопоставления. Наполеон же иногда бросал подобные замечания, чтобы подкрепить его ревность.

Луи, несмотря на настойчивые приглашения, не прибыл на крещение, и в его отсутствие Гортензии приходилось возмещать стоимость карет, заказанных от его имени. Она оплачивала такие счета с большим удовольствием, полагая, что отсутствие Луи стоит затрат на пару карет. Приблизительно в это время Луи написал душераздирающее письмо своему дядюшке Фешу, который действовал как третейский судья при стычках Бонапартов. «Скажи мне, думаешь ли ты, что мне будет разрешено жить в спокойствии и безвестности, так как это все, чего я желаю», — писал он. Но дядюшка Феш не мог дать ему подобных заверений, поскольку Наполеон продолжал распространяться на тему о том, что бедняга Луи потерял рассудок. Иногда это казалось правдой, ибо Луи запретил своей жене использовать увеличение имперских доходов от их загородного поместья в Сен-Льё, а разве кто-либо из Бонапартов в здравом уме отказывался от предлагаемых денег? Гортензия игнорировала этот запрет и приняла такой подарок, ведь ей нужно было расплатиться за кареты, нанятые при церемонии крещения.

Когда до Наполеона дошли слухи, что Луи попытался купить себе землю на Корсике и намеревался вернуться на родной остров как частное лицо, он очень растревожился и в очередной раз стал убеждать Гортензию использовать то влияние, которым она располагала, чтобы вернуть бывшего короля в Париж. Гортензия опять попыталась сделать это, но без особого успеха, и стало очевидным, что Луи подобно Люсьену своей ссылкой стремился вызвать замешательство у Наполеона. Именно в это время Наполеон заявлял, и не в первый раз, что измучен взаимоотношениями со своими родственниками, единственная цель которых заключалась в том, чтобы позорить и унижать его. «Я не верю, что какой-либо человек в мире более несчастлив в своей семье, чем я сам», — жаловался он, диктуя письмо своему тестю Францу Австрийскому с просьбой выслать Луи из страны, убедив его, что долг каждого члена императорской семьи повелевает ему жить во Франции. Франц, отдавший свою старшую дочь человеку, которого большинство австрийцев считало Вельзевулом, переправил это письмо в смягченной форме Луи, но добился не большего успеха, чем Гортензия. Луи поспешно покинул Теплиц и переехал в Грац, где, подобно всем Бонапартам, в отсутствие дел посвятил себя изучению литературы. Там он и оставался в течение нескольких последующих лет, окутанный пеленой негодования, глухой к призывам и подачкам из Парижа.