Братья и сестры Наполеона. Исторические портреты

1 января Луи предпринял решительный шаг и приехал во Францию без согласия императора. Он находился в тесном контакте со своей матерью, и ее слова «лишь бы только это продолжалось» не казались уже безосновательными. Мадам матушка поддерживала также переписку с Элизой в Италии и с Каролиной, теперь уже потенциальным недругом.

Фуше, бывший одно время главой наполеоновской полиции, оставался с Элизой и всячески старался убедить ее и Баччиоки придерживаться курса, который уже проводили Каролина и Мюрат. «Единственно, что спасло бы всех нас, была бы смерть императора», — говорил он ей. Но Элиза, к ее чести, не проявляла склонности подражать своей сестре в Неаполе. Вместо этого она писала матери непринужденные письма, спрашивая ее о светских новостях в Париже, письма, которые вполне могли бы быть написаны и Полиной, но казались несколько фривольными для Элизы. В те дни немного было слышно о Полине, но ей еще предстояло появиться на горизонте, когда ее брат более всего нуждался в утешении.

Наполеон, наблюдая, как подобно раскачиваемому апельсиновому дереву распадалась империя, пришел к новому выводу в отношении своей семьи. Он считал их никчемными, особенно Жозефа, своего старшего брата. И он говорил Редереру: «Я воображал, что нуждаюсь в своих братьях для создания династии, но она в безопасности и без них. Она создавалась в центре шторма самими природными явлениями. Жозеф не может забыть, что был рожден первым. Нет ничего более абсурдного. Если бы речь шла о винограднике нашего отца, был бы другой разговор. Его интересы прикованы к женщинам, домам, обстановке. Он любит охотиться на кроликов и играть с девчонками в жмурки». Недоверие Наполеона к Жозефу еще больше возросло, когда он прочитал, какого рода компанию содержал его брат в Мортфонтене и о разговорах, которые велись там в зимние вечера. Он знал, что Жозеф не был способен на интриги, но теперь, когда дела оборачивались от плохого к худшему, Жозеф начал досаждать ему братскими советами, подобными тем, которые в прошлом давали ему Луи и Жером и которые могли бы еще поступать от них, до того как часы пробьют полночь. Жозеф, подобно маршалам, вполне насытился войной и видел, или думал, что видит, некоторые перспективы спасения империи путем принятия условий союзников. Бесполезно, однако, было настаивать, что вскоре ничего не останется для торгов с ними.

Наполеон слишком много видел проигранных и выигранных сражений, чтобы полагать, будто не было никаких шансов на поворот судьбы в его пользу. Это сам император теперь играл в жмурки, так как находился перед лицом пяти армий, ведомых двумя императорами, королем, кронпринцем и высокомерным ирландцем, который думал о своих несравненных пехотинцах как о соли земли. Людские ресурсы России, Австрии, Пруссии и Швеции находились уже на Рейне, а на юго-западе Сульт вел битву за свою жизнь с англичанами, португальцами и испанцами, уже вступившими на французскую землю. Францию же обороняли семнадцатилетние французские мальчишки, большинство из которых никогда не обучалось, как заряжать мушкет.

В декабре и начале января 1814 года Наполеон ненадолго вспомнил о семье. Луи было разрешено приехать в Париж при условии, что он прибудет как французский принц, а не как сосланный король. Количество изгнанных коронованных особ в Париже возрастало, и создатель королей находил их присутствие стеснительным, особенно когда они обращались к нему с чудовищными для Франции предложениями — провести ее границы по Рейну, Альпам и Пиренеям. Посоветовав Луи заниматься своими собственными делами и размышлять о собственных многочисленных провалах, Наполеон принялся распутывать испанский клубок. Здесь, используя то преимущество, что Фердинанд, который когда-то был избран королем самими испанцами, все еще находился под арестом в Валенсии, Наполеон предложил, что ему следует вернуться в Испанию в качестве короля с одобрения Франции и что дружбу между двумя странами нужно укрепить браком между Фердинандом и тринадцатилетней дочерью Жозефа. Это примечательное предложение сопровождалось только одним условием — амнистией для всех испанцев, которые поддерживали Жозефа во время его пятилетнего правления.