Братья и сестры Наполеона. Исторические портреты

Больше не оставалось никаких сомнений в отношении политики Каролины и Мюрата, но переговоры с союзниками в течение нескольких недель настолько занимали их сознание, что последние события потрясли их нервную систему. Австрия совершенно не желала того, чтобы дом Бурбонов был восстановлен на неаполитанском троне, но англичане выдвигали всякого рода возражения против союза с зятем и сестрой Наполеона. Тайные обсуждения все продолжались, и Мюрат чувствовал себя виновным, а Каролина разрывалась между опасениями, что муж отвернется от нее, и тревогой, что Англии удастся убедить Австрию сорвать переговоры. В конечном счете ее старания и настойчивость были вознаграждены, и 11 января, через десять дней после того, как союзники вошли во Францию, британское правительство одобрило договор, признававший союз между тестем и зятем императора. Для Каролины это был триумф, последовавший за месяцами интриг, но Мюрат все еще приходил в ужас при мысли о возможности победы Наполеона над союзниками на севере и его вступления в Италию, с тем чтобы потребовать от него отчета. Отдавая ему должное, следует отметить, что Мюрата не столько пугала смерть как предателя, сколько публичное разоблачение его неблагодарности человеку, которому он был всем обязан. Мадам Рекамье, которая приблизительно в это время посетила неаполитанский двор, описывает любопытную сцену между Каролиной и Мюратом, свидетельницей которой она была, где живо и детально отображались дурные предчувствия сестры Наполеона. Каролина высказывала опасение, что Мюрату не хватит решимости пройти через все это, и утверждала, будто люди в Неаполе тоскуют по миру, как и каждый человек в Европе, и поддерживают ее в том, что она отворачивается от императора. Визит мадам Рекамье имел место 16 января, менее чем через неделю после ратификации договора англичанами, а на следующий день после ее возвращения во дворец она обнаружила, что королевская чета снова была вовлечена в одну из своих домашних ссор. «Волосы Мюрата были растрепаны, глаза выпучены, как у человека в нервном припадке, — повествует она, — в то время как Каролина была бледна и крайне взбудоражена. Когда я вошла в комнату, королева крутилась вокруг своего мужа и причитала: „Во имя Неба и ради своей собственной славы оставайся здесь! Не показывайся в таком состоянии!“ А затем она мне сказала: „Пойду отдать несколько распоряжений и немедленно вернусь“. Как только его жена покинула комнату, человек, который вел под Эйлау девяносто эскадронов кавалерии против русских, бросился в ноги мадам Рекамье и, схватив ее за руку, закричал: „Скажите мне, скажите мне правду! Вы, наверное, должны думать, что я вел себя бесчестно. Но ведь это не так, не правда ли?“» И он продолжал обвинять себя как Мюрата-ренегата, а в конце концов разразился слезами и закрыл лицо руками.

Мадам Рекамье, которая не испытывала любви к Наполеону, была глубоко потрясена этой сценой, но когда Мюрат опять просил ее оправдать свои поступки, она резко сказала ему, что, по ее мнению, не время покидать человека, которому он столь многим обязан. Мюрат вместо ответа показал ей на знаменитый залив, где посетительница увидела стоявшую на якоре эскадру британских судов. Но дальнейшие причитания кающегося короля были прерваны возвращением королевы, которая презрительно посмотрела на своего мужа и фыркнула: «Во имя Неба, Мюрат, помолчи или по крайней мере говори тише! В соседней комнате сотня ушей прислушивается к тебе. Не потерял ли ты способность владеть собой?» Затем тихим голосом она снова принялась накачивать его очередной порцией самоуверенности, убеждая, что, если необходима встреча с Наполеоном, она одна и встретится с ним и сумеет защитить свое право сохранить корону, которую тот предоставил ей. К удивлению мадам Рекамье, такой подход оказал почти магическое влияние на этого преисполненного сожалений человека, который собрался с силами и поспешил выйти из комнаты. Позднее в тот же день она видела его гарцевавшим на лошади среди толпы, и выглядел он превосходно, получая шумное одобрение со стороны неаполитанских рыбаков.

Последние слова Каролины, обращенные к ее подруге, проливают подлинный свет на взаимоотношения мужа и жены. Расставаясь с мадам Рекамье, она сказала, пожав плечами: «Видишь ли? Я вынуждена быть мужественной и за него, и за себя!»

Глава 12

Я везде буду господином Франции так долго, как сохраню дыхание в моем теле.

Наполеон Жозефу, март 1814 года