Братья Хоторны

– Это как игра в «бутылочку»… только без бутылочки!

Похоже, она собиралась снова поцеловать Грэйсона.

– Вот вы где, мальчики! – раздался низкий, бархатный голос Тобиаса Хоторна, который как раз карабкался в домик на дереве. – Праздник вам не по душе?

Джеймсон среагировал первым.

– Ты подтасовал результаты в ярмарочных играх! – обвинил он дедушку. Собственно, именно поэтому он и предпочел отсидеться в домике на дереве.

– Так выиграй заново, – ответил Старик. Он посмотрел сначала на Джеймсона, затем на его брата и наконец на Эмили. Его проницательный взгляд, казалось, не упускал абсолютно ничего.

– О том, что ты только что услышал… – начал Грэйсон.

Тобиас Хоторн поднял руку.

– Эмили. – Он ласково взглянул на девочку. – Твой дедушка ждет тебя внизу в гольф-каре. Твоя мать вот-вот вызовет Национальную гвардию.

– Тогда, я думаю, мне пора идти. Но не волнуйтесь, мистер Хоторн… – Эмили снова посмотрела на Джеймсона, затем на Грэйсона, задержав на нем взгляд. – С моим сердцем и его дефектом все в порядке.

Старик больше не произнес ни слова, пока Эмили не уехала. В домике висело тягостное молчание. Скорее всего, так и задумано, но Джеймсон и Грэйсон оба знали, что лучше не нарушать его.

Наконец Тобиас Хоторн взял за плечи каждого из внуков и развернул их к ближайшему окну домика на дереве.

– Посмотрите туда, – приказал им Старик. Джеймсон наблюдал, как в небе взорвались золото и пурпур и всполохи света спускались вниз, напоминая очертания плакучей ивы.

– Волшебно, правда? – прошептал их дед.

Джеймсон услышал слова, которые остались невысказанными: «Я даю вам, ребята, все, и единственное, что прошу взамен, – это целеустремленность».

– У меня не было братьев, – заговорил Тобиас Хоторн, когда очередной залп фейерверка окрасил небо в красный, белый и синий. – У меня не было того, что есть у вас четверых. – Руки Старика все еще лежали у них на плечах. – Никто другой никогда не поймет тебя так, как понимают твои братья. Никто. Вы вчетвером против всего мира, и так будет всегда.

– Семья превыше всего, – Грэйсон произнес эти слова, и Джеймсон уже только по тому, как он их произнес, понял, что ему их уже говорили.

– Знаешь, Эмили права, – сказал Тобиас Хоторн, внезапно отпуская их. – Ты действительно смотришь прямо перед собой, когда тебе страшно, Грэйсон.

Он все слышал. У Джеймсона не было времени осознать это, потому что их дедушка еще не закончил.

– Разве я когда-нибудь давал вам повод бояться меня? – спросил он, а вернее, потребовал. – Разве я когда-нибудь поднимал руку на кого-нибудь из вас?

– Нет. – Джеймсон опередил брата с ответом.

– А стал бы? – с вызовом спросил Старик. – Когда-нибудь?

На этот раз ответил Грэйсон:

– Нет.

– Почему нет? – Тобиас Хоторн задал этот вопрос так, словно это была загадка. – Если это подтолкнет вас стать тем, кем я хочу, чтобы вы стали, если это сделает вас лучше – почему бы мне не применить силу?

Джеймсон почувствовал, что должен ответить первым – и ответить хорошо.

– Потому что это ниже твоего достоинства.

– Потому что я люблю вас! – Поправка показалась жестокой, несмотря на выраженные чувства. – А Хоторны защищают тех, кого любят. Всегда. – Он снова кивнул в сторону окна. – Посмотрите туда. Посмотрите на это. – Он говорил не о фейерверках. – На все это. Все, что у нас есть, все, кем мы являемся, все, что я построил.

Джеймсон посмотрел. Рядом с ним Грэйсон сделал то же самое.

– Это всего лишь поцелуй, – упрямо сказал Грэйсон.

– Два поцелуя, я полагаю, – ответил Старик. – Вы ступаете на опасную почву, мальчики. Некоторые поцелуи – это просто поцелуи. Эдакое проявление легкомыслия.

Джеймсон вспомнил момент, когда он прижался губами к губам Эмили.

– У вас вряд ли есть время на такие вещи, – усмехнулся Старик. – Поцелуй – это ничто. Но любовь? – Голос Тобиаса Хоторна зазвучал тише. – Когда вы станете достаточно взрослыми, когда будете готовы, помните: в любви Хоторнов нет места легкомыслию.

Джеймсон внезапно подумал о бабушке, которую он никогда даже не видел, о женщине, которая умерла еще до его рождения.

– Такие мужчины, как мы, любят раз и навсегда, – тем же тихим голосом продолжал Старик, – всем сердцем, без остатка. Это всепоглощающее и вечное чувство. С тех пор, как умерла ваша бабушка, на протяжении всех этих лет… – Глаза Тобиаса Хоторна закрылись. – …у меня никого больше не было. Не может быть и не будет. Потому что, когда ты любишь женщину, или мужчину, или кого угодно так, как любим мы, пути назад нет.

Это прозвучало скорее как предупреждение, чем как обещание.

– Если будешь любить ее меньше, ты уничтожишь ее. А если она та самая… – Старик посмотрел сначала на Джеймсона, затем на Грэйсона, затем снова на Джеймсона. – …когда-нибудь она уничтожит тебя.

Это прозвучало не как что-то плохое.

– Что она бы подумала о нас? – Джеймсон задал этот вопрос импульсивно, но не пожалел об этом. – Наша бабушка?

– Ваша работа над собой все еще продолжается, – ответил Старик. – Давайте прибережем суждения моей Элис до того момента, когда вы закончите.