Братоубийцы

Скрестил руки отец Янарос, зашептал и он, сам того не замечая: «Покой, покой, покой...» – и застонал. Какая сладость, какая тишина, какое умиротворение. Приходит Бог, ты видишь Его, Он садится рядом с Тобой, как надолго отлучившийся Отец, что вернулся с чужбины, и руки его полны подарков...

Закрыл глаза отец Янарос, чтобы не исчезло видение. Тишина, тишина, великая сладость... Вот таким должен быть Бог, такой человеческая жизнь. К чему задаваться вопросами? К чему бороться? Разве нет Бога над нами? Разве не в Его руках кормило мира? Он знает, какой путь мы выбираем и куда идем. Ты не сотрудник Богу, человек, ты – раб. Иди!

Но только шевельнулась в нем эта мысль, гневно тряхнул головой отец Янарос.

– Отойди от меня, Сатана! – крикнул он и плюнул в воздух. –Здесь, в Кастелосе, мое место, и здесь я буду сражаться, человек среди людей. Прошло то время, когда человек мог спастись в пустыне. Наша Фиваида сегодня – мир. Так смелей же, отец Янарос: борец Бог, борец и человек. Борись рядом с Ним.

V

.

Наступил рассвет Великого четверга; шел от Анны к Кайафе Христос; оскорбляли Его, бичевали, увенчали терновым венцом. Уже ковали кузнецы гвозди для Его распятия, уже склонялись ангелы с небес и смотрели, как внизу, на земле, распинается Праведность. Архангел Гавриил – тот, что спустился на землю и сказал Деве: «Радуйся», и Дева родила, – сидел среди ангелов, сложив крылья, и глаза, его были застланы слезами. Сегодня Великий Четверг, и воздух недвижен, печален, словно он архангел Гавриил.

Отец Янарос сидел во дворе Церкви, на каменной скамье, справа от входных ворот. Он всю ночь не сомкнул глаз, сердце его было ожесточено и полно мрака: ещё не улеглось в нем смятение и казалось оно нечистым, грязным и засаленным. И не смел он с таким сердцем приблизиться к иконе Христа в иконостасе и принести Ему ежедневную молитву.

Несколько ромашек пробилось среди старых могил, где уже истлели прежние священники Кастелоса, и отец Янарос раздувал ноздри, вдыхая смиренный этот запах усопших. Взглянул он на свою, еще пустую, могилу, разобрал в солнечном свете большие красные буквы, высеченные им на могильном камне: «Смерть, я не боюсь тебя», но сердце его не встрепенулось от гордости и уверенности. Куском мяса стало его сердце, полным крови, а не божественной благодати. Куском мяса, который болел и кричал.

– Господи, – шептал он, – прости мое сердце за то, что оно кричит. Не знает оно, бесстыжее, чего хочет, да и как ты можешь требовать от него знания? Идет оно, несчастное, над бездной: как тут не одуреть?

В этот миг пролетела в потоке солнечного света бабочка, снизилась, опустилась на ромашку, вдохнула и она запах, оставшийся от умершего, взлетела и запорхала вокруг усов отца Янароса, и он затаил дыхание, чтобы не спугнуть ее и смотрел. Она, наверное, только сегодня родилась, и это был ее первый танец под солнцем, потому что крылья ее еще закручивались по краям, белые, с маленькими желтыми пятнышками. Сладкое волнение вдруг охватило окаменевшее сердце, смягчило и успокоило его. Из всего живого этот суровый огнеходец больше всего любил бабочку и в ней находил утешение. И когда однажды кто-то спросил его: «Почему?» – он впервые задумался, отыскивая причину. «Потому, – ответил он, – что была она червем, вышла из земли. А наступила весна, и из червя стала бабочка. Какая весна? – Второе Пришествие».

Шевельнулся отец Янарос, и бабочка испугалась, улетела, а старика охватила печаль, что покинули его эти маленькие крылышки, оставили одного на скамье в солнечном свете.

На мгновение рассеялись в душе тучи, ушел кошмар, душивший его всю ночь. Он уже собрался войти в церковь –приготовить крест к вечерней службе: ему принесли из Прастовы полевых цветов для креста Христова и для Плащаницы. Он открыл дверь, заглянул внутрь. Из окна лился свет и падал на икону Христа, справа в иконостасе. Он разглядел спокойное лицо, белокурую бороду, руку с длинными пальцами, державшую зеленую сферу –Землю. И быстро закрыл дверь, словно устыдился предстать перед Ним в таком смятении, снова сел на скамью.

Послышались шаги на дороге. Отец Янарос обрадовался: отвлечется немного от мыслей. Он пригнулся к воротам, выглянул на улицу. Мимо проходила толстая коренастая женщина – босая, усатая, в лохмотьях, с вязанкой дров за спиной. Растрепанные седые волосы её были перехвачены широкой красной лентой, словно у юной девушки. За нею бежало двое ребятишек, они бросали в нее камни и насмешливо распевали:

– Хочу мужа, хочу сегодня! Хочу мужа, хочу сегодня!

А несчастная старуха, согнувшись под тяжестью дров, шла, опустив глаза к земле, и молчала. Отец Янарос покачал головой, сердце его сжалось от жалости.

– Бедная Поликсена, – пробормотал он, – от долгого девичества повредилась ты в уме и стала посмешищем деревни, нацепила на голову красную ленту, словно брачное знамя, несчастная...