Братоубийцы

– Боже мой! – прошептал он. – Доколе будешь предавать рабов Твоих зверям? Неужели никогда не кончатся на этой земле несправедливость и страдание? Когда препояшешься ты, Господи, любовью? Явись, Христе Боже мой, явись! Не видишь разве? Не слышишь? Не жалеешь? Всех: заключенных, стражей, капитана? Всех! Сотвори чудо!

Услышав его тяжелое дыхание за спиной, обернулся капитан, увидел прямо перед собой коренастого, разъяренного, метавшего молнии священника. Ненавидел и боялся он этого семидесятилетнего неистового попа, чувствовал, что из глаз у того рвется наружу какая-то мощная безмолвная сила, готовая опрокинуть его. С помощью своих дароносиц, евангелий, епитрахилей, псалмов и заклинаний правил козлобородый этот поп страшными невидимыми силами. И капитан, хоть и был смельчак, боялся его. Он снова повернулся к нему, посмотрел и топнул ногой.

– Что ты на меня так смотришь, отец Янарос? Ступай, причасти вон того и уходи!

– Тебе не стыдно? Не боишься ты Бога, кир² капитан? –проговорил старик низким сдавленным голосом.

Капитан стиснул хлыст, поднял руку, словно хотел его ударить. Но отец Янарос подошел к нему вплотную, его борода касалась лица капитана и царапала его. Голос его вдруг охрип.

– Да ты человек ли? Правильно зовут тебя люди Мясником! А что за барашков ты режешь? Открой глаза, посмотри: это же твои братья. Братья твои, несчастный!

– Я тебя поставлю к стенке, козел! – прорычал капитан, схватил отца Янароса за руку и оттолкнул. – Подожди, придет и твой черед!

– Придет и мои черед, кир капитан, уже пришел. Ставь меня к стенке. Мне стыдно, что я живу.

– Я тебя убью тогда, когда захочу этого я, а не ты. Уходи!

– Не уйду. Я буду кричать!

Он повернулся к солдатам, высоко подняв над головой дароносицу.

– Хватит крови, дети мои. – закричал он. – хватит уже!

Капитан налетел на него, схватил за бороду, зажал рот.

– Скажи это своему сыну-предателю, болгарскому прихвостню!

Но отец Янарос вырвался из рук капитана и двинулся к солдатам.

– Дети мои! – снова закричал он, – не слушайте, когда вам говорят: «Убивайте!». Поднимите голову, крикните: «Не будем убивать!» Слышите? И не бойтесь. Кто склонился пред Божьим игом, тот свободен, а кто сунул шею в ярмо людей, – тот раб. Свобода, дети мои, свобода!

Капитан поднял хлыст, кинулся к священнику, но сержант Митрос, добродушный румелиот³, подскочил к старику и оттащил его. Тут подбежали и солдаты. Священник рвался из их рук, пытаясь освободиться.

– Оставьте меня! – кричал он. – Мне стыдно жить, я не хочу больше жить! Пусть и меня прикончит Мясник, прежде чем скажу хулу на Бога!

– Молчи, батюшка, – тихо сказал ему сержант, – молчи. Здесь правит меч.

Отец Янарос взглянул на него, глаза его были полны боли.

– А ты, – сказал он, – а ты, Митрос, сынок? До чего ты докатился? Ты же убил позавчера семь женщин. И как только ты мог?

Сержант понизил голос.

– Бог простит меня, – сказал он. – Он знает, что не по собственной воле я делаю это. Нет. Я делаю по нужде...

– Знает Он, – перебил его отец Янарос, – знает Он, трус ты, что душа сильнее нужды, и не прощает. Горе тебе, Митрос!

Послышался хрип умирающего. Отец Янарос встрепенулся, перекрестился.

– Прости, Господи. Прости, забыл я о твари Твоей, испускающей дух... – сказал он и, высоко подняв Тело и Кровь Христовы, спустился в яму.

VI

.

«Что стало с сердцем человеческим? – думал отец Янарос, возвращаясь с дароносицей в церковь. – Отвратил Бог Лицо Свое, не смотрит больше на мир, и мир погрузился во тьму. Затмение Божие. Затмение Божие...» – повторял отец Янарос, шагая по узким и грязным деревенским улочкам. Всюду развалины; стены и двери изрешечены пулями; брызги крови на порогах; голодные собаки принюхиваются и роют землю: ищут гниющее мясо. С силой сжимал дароносицу отец Янарос, чувствовал, что держит Бога за руку и ведет Его по глухим переулкам Кастелоса, показывая человеческую боль.

– Смотри, смотри, – говорил он Ему. – Оставь небо! Что тебе надо там, наверху? Ты нужен нам здесь, Господи, здесь, в Кастелосе. Смотри. Если хоть еще немного продлится это проклятое братоубийство, мы начнем пожирать друг друга. Потеряли мы человеческий облик наш, Господи, озверели наши лица, вернулись мы назад к диким зверям. Вот позавчера, к примеру, старый Стаматис, спокойный, рассудительный деревенский староста, набросился на ткача Стелианоса и хотел откусить ему ухо! А капитан? Каким он был, когда только приехал сюда, и во что теперь превратился? Он ведь уже не человек: он тигр, тигр, пьющий кровь... Доколе, Господи, доколе? Потеряли мы образ Божий, приросла к нашим лицам бесовская личина. Господи, деревеньке этой маленькой, что вручил Ты мне, Господи, помоги вернуть ей Твой образ!

Так он шел, и ум его погружался в темную пучину.