Братоубийцы

«В этом мире, – размышлял он, – ты человек или волк, или ягненок. Если ты ягненок, тебя пожирают, если волк – пожираешь ты. Боже мой, неужто нет третьей твари – более красивой, более сильной?» И чей-то голос в нем отвечал: «Есть, отец Янарос, потерпи, тысячелетия назад отправился он в путь, стать человеком. Но еще не пришел. Ты спешишь, отец Янарос? Бог не спешит».

Отец Янарос остановился напротив казармы, колени у него задрожали: кучка детей рылась в мусорной свалке, искала солдатские объедки. Раздутые животы; ноги как соломинки, ноги… Многие не могут уже стоять на ногах, опираются на костыли, у некоторых выросла борода – а им лет по восемь-десять…

Хотел отец Янарос подойти к ним, но что сказать? Они одичали, а ему нечего им дать. Он стоял и смотрел безмолвно, И когда он смотрел так невидящими от слез глазами, прошла мимо, широко шагая, иссохшая старуха, босая, растрепанная, несущая завернутого в лохмотья мертвого мальчика лет трех и перекинутую через плечо мотыгу, шла она и голосила, но широко открытые глаза ее были сухи.

Отец Янарос узнал ее: это была старая Арети, деревенская повитуха, и несла она на руках своего внука. Когда она увидела священника, лицо ее исказилось от дикого смеха.

– Он умер, отец Янарос, – закричала она. – Умер и он. Скажи это своему Хозяину! Неужто не было у Него кусочка хлеба для ребенка? А говорят Он всемогущ, говорят, Он всеблаг. И не было у Него кусочка хлеба для ребенка?!

Отец Янарос молчал. Смотрел он на желто-зеленое тельце, на раздутый, как барабан, живот, на тонкую костлявую шейку, на огромную голову – череп, обтянутый кожей... Рот у старухи мучительно дергался, плача и смеясь одновременно, в глаза были прикованы к отцу Янаросу, полные ненависти.

И вдруг она завопила:

– Да что же это за Бог, отец Янарос? Что это за Бог, если Он позволяет, чтобы дети умирали с голоду?

– Молчи, молчи, кира Арети, – умоляюще проговорил, – старая, молчи, не богохульствуй!

– Почему не богохульствовать? – вопила старуха. – Чего бояться? Что Он может со мной сделать?

Она указала на мертвого внука.

– Что еще может сделать со мной твой Бог?

Отец Янарос протянул руку к ребенку, словно хотел его благословить, но старуха отскочила.

– Не прикасайся к нему! – крикнула она.

– Куда ты его несешь, кира Арети?

– Хоронить. В поле, там похороню. Вот и мотыга.

– Без отпевания? Я пойду с тобою.

На губах старухи закипела пена.

– Отпевание? Какое отпевание? Ты можешь его воскресить? Не можешь? Так оставь меня, милый, в покое!

Низко опустил голову отец Янарос, прижимая к груди дароносицу. «Христе, Боже мой, что Ты скажешь этой старухе? Что мы ответим этой старухе?» – хотел спросить отец Янарос у дароносицы, испугался и промолчал. Нагнул голову и двинулся по деревенским улочкам к церкви.

Открылась убогая дверца, высунулась скрюченная старуха, увидела священника, перекрестилась. «Бог мне его послал, –пробормотала она, – спрошу его, он мне все растолкует». У нее был сын в горах, красный. Говорил он, что спустится ночью в деревню и перережет солдат. А почему? Что ему сделали бедные солдатики? Уж думала она, думала, все перебрала в голове, а в толк не возьмёт. Но вот, слава Тебе, Господи, отец Янарос ей все растолкует. Стала она посреди дороги, поклонилась, поцеловала ему руку.

– Батюшка, – сказала она, – Бог мне тебя послал. Хочу я у тебя спросить что-то.

– Говори, бабушка, – ответил священник, – только побыстрее, я тороплюсь.

– Почему они убивают один другого, батюшка? Почему воюет мой сын? Говорит, что хочет перебить бедных солдатиков, а почему? Что они ему сделали? Я уже и спать не могу, батюшка, все думаю и думаю, все перебираю в голове. Не пойму...

– Думаешь, я понимаю, бабушка? – ответил старик. –Спрашиваю я Бога, чтобы объяснил, спрашиваю и спрашиваю, а ответа не получаю. Не получаю я ответа, бабушка, и сердце у меня не на месте. Не знает оно, куда пристать. Потерпи, увидим.

Покачала головой старуха, подняла худые руки к небу, хотела было заговорить – а что скажешь? Повернулась и снова закрыла за собой дверь.

Пошел дальше, отец Янарос, тяжело дыша: воздух был густой, удушливый от тошнотворного смрада гниющей плоти. Зарыли мертвецов неглубоко, и воздух был полон зловония. Пройдешь вокруг деревни по полям – и видишь то ногу, торчащую из земли, то облысевшую голову. Днем здесь бегали собаки, рыли землю; ночью спускались с гор шакалы, пожирали мертвечину. А если выпадет сильный дождь, смотришь, еще головы и ноги вылезут из земли.