Братоубийцы

3 апреля. После позавчерашнего дня жизнь у нас потяжелела. Словно блеснуло молнией счастье, протянули мы к нему руки, а оно исчезло. Мы увидели, что нет в мире дела проще – стать снова людьми, но дело это не было сделано, и мы снова оскотинились. Какая невидимая сила – не знаю, как ее назвать – держит нас в когтях и играет нами, и я еще не знаю, слепа она и безмозгла или она – всевидящее око и всеведущий мозг...

Я думаю об этой силе с позавчерашнего дня и называю ее то Роком, то Необходимостью, то демоном, злобным и слепым, то Богом. Сила эта всем правит и распоряжается, иногда она использует для своих целей (каких? – никто не знает) мир, иногда – войну. Сейчас – войну, и горе тому, кто не воюет. Я думаю о ней, об этой силе, и тысячи мыслей сплетаются, и кружатся в моей голове: слепа она или всевидяща, а вот всемогуща ли? И если она всемогуща, как можно ей противиться? Тогда не достойнее ли всего, не плодотворнее ли сотрудничать с ней, безропотно принять ту участь, которую она нам уделила, и вступить в войну, слившись с ней душой и телом? Помогать ей, насколько это в наших силах, осуществлять ее цели. А если она не всесильна, то не лучше ли восстать и поставить перед собой собственные цели, более согласные с нашим сердцем и умом, и воздвигнуть на земле царство более справедливое и более разумное, чем царство природы, – царство человека?

Подчинение и сотрудничество с этой страшной силой – или протест и восстание? Стоит мой немощный разум на распутье и не знает, какой из двух путей выбрать. А от этого выбора, зависит все счастье и благополучие человека. Древние греки, как я думаю, пошли по первому пути – пути гармонии и пришли к изумительному чуду красоты. Христиане пошли по другому пути, и они пришли к великому, невероятному чуду – чуду добра и любви. Значит, по какому бы пути ни пошел человек, он может сотворить человеческое чудо?

Любимая моя, чем дальше продвигается мой разум и чем глубже погружается он в размышления, мечась от одной мысли к другой, тем больше запутывается в противоречиях и приходит в смятение. И не находит ни одной твердой, бесспорной мысли –конечной мысли, на которой мог бы остановиться и отдохнуть. И все же я думаю, что если бы я был с тобою, если бы прикасался к твоей руке, у меня появились бы новые силы, и на все вопросы я нашел бы очень простой и самый верный ответ. Но ты так далеко, на краю света, и я протягиваю руку и не нахожу ничего, за что мог бы ухватиться, и гибну... Любимая моя Марио, как я здесь мучаюсь – и гибну здесь, в этих горах. И я держу в руках винтовку, хотя хочу, да и должен был бы, держать твою милую теплую ручку.

7 апреля. Бессонные ночи, голод, война! Это жалкое тело – как только оно выдерживает? Оно ведь не дерево и не камень, оно мясо. Если бы у нас была вера, мы выдержали бы. Смогли же все выдержать голые, босые, голодные в горах Албании и сотворить то чудо, что зовется албанской войной¹¹! Да, я часто думаю о нашем народе, многострадальном, вечно гонимом, вечно голодном греческом народе, и меня охватывает волнение, жалость и восторг. Сколько тысячелетий сражаемся мы, вцепившись в эти камни и в эту бесплодную землю, а на нас накатываются волна за волной варвары – и мы выдерживаем! И не только, выдерживаем, но нашли еще время и силы дать миру два самых драгоценных дара: духовную свободу и ясность мысли. Мы изобрели силлогизм и навели порядок в космосе и освободили душу от страха.

А были не только варвары: тысячелетиями приходят раз за раз на землю Греции братоубийственные войны и заливают ее кровью. И часто – даже жутко подумать об этом – часто именно после такой братоубийственной войны душа наша берет новый разбег и творит великое. И вот теперь, в этот самый момент, когда я пишу тебе, любимая, когда изливаю перед тобой боль свою, мучает меня странная мысль: а вдруг и эта братоубийственная война необходима для того, чтобы душа наша взяла новый разбег?

Сколько греков страдают, ожесточаются и копят в душе упрямство и силу из-за этих безбожных мук! А когда остынет кровь и настанет затишье, те самые души, что закоснели бы, погруженные в стоячее болото ленивой посредственности, не разразись война, создадут великие творения – из гнева, из гордости, из необходимости забыть страдания – и претворят их в мысль, в красоту и в дела. А если так – да будет благословенна эта мерзкая война!? Ужас охватывает меня при этой мысли. И все же: а вдруг это правда? Вдруг это правда, любимая моя?

11 апреля. Мы ждем на днях генерала, который должен приехать с инспекцией. Ждем подкреплений, чтобы перейти в общее наступление и окончательно разделаться с партизанами. «Кастелос, – кричит нам капитан, – это ключ, и кто им завладеет, тот откроет дверь в долину и спустится к Янине». Иногда, в ясные дни, мы видим в бинокль, будто в дымке тумана легендарный этот город, лежащий на берегах тысячекратно воспетого озера, хранящего в глубинах вод сокровища Али-паши¹² и тело его возлюбленной Фросины.