Братоубийцы

Сколько секунд или сколько часов проспал отец Янарос? Это был не сон. Вступил старик в ужасное будущее, и все его тело, с головы до ног, объяла дрожь. Снилось ему, что сняли шестую печать, и отец Янарос крепко обнял скалу, думая, что это Бог, и прижался к Нему, ища спасения. Смотрел он расширившимися глазами и видел: солнце стало мрачным, как власяница, и луна сделалась как кровь; и звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои...

И вдруг разодрались завесы небесные, и явились семь ангелов с трубами.

Вострубил первый, и пали на землю град и огонь, смешанные с кровью; и третья часть дерев и вся зеленая трава стали пеплом.

Вострубил второй ангел, и большая гора, пылающая огнем, низверглась в море, и третья часть моря сделалась кровью, и умерла третья часть рыб, и третья часть судов погибла.

Вострубил третий ангел, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод.

Вострубил четвертый ангел, и исчезла третья часть солнца и третья часть луны и звезд.

Вострубил пятый ангел, и открылся кладезь бездны, и вышел дым из кладезя, и из дыма вышла саранча на землю, с хвостами, полными яда, и устремилась она, и кусала все живое, что еще оставалось. По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну, лица же ее – как лица человеческие; и волосы у нее – как волосы у женщин; а зубы у нее были как у львов, а голос ее – как ржание коней, рвущихся в битву.

Увидел отец Янарос саранчу, что пряталась за той большой скалой, которую он обнимал. Прыгнула на него саранча. Закричал старик и лишился во сне чувств. А когда пришел в себя, всё – и ангелы, и саранча – исчезло, а отец Янарос оказался в большом городе: разрушенные дома еще дымились, воздух смердел от падали, голодные собаки и кошки бродили среди развалин, а отец Янарос стоял на перекрестке и не знал, в своем он уме или нет. Время от времени проходил какой-нибудь прохожий, спотыкаясь, точно пьяный. Тело у него было телом человека, но лицо – мордой дикого зверя, исцарапанное, покрытое грязью, а изо рта свисал длинный хобот, весь в крови. Отец Янарос, застыв на перекрестке, протягивал руку, словно нищий. «Умоляю тебя, скажи мне, господин, – говорил он прохожему, – скажи мне, я в своем уме? Я не знаю, и меня это очень тревожит». «Что тебе сказать, господин? – отвечал прохожий, не останавливаясь. – А ты мне скажешь, я в своем уме? И меня тревожит, в своем я уме или нет. И я не знаю». Он качал головой, смеялся и шел дальше. А отец Янарос неподвижно стоял на перекрестке с протянутой рукой и с волнением ждал другого прохожего, чтобы задать ему тот же вопрос.

– Отец Янарос, эй, отец Янарос!

Стоял во сне отец Янарос с протянутой рукой и вдруг услышал, что его зовут. Он вскочил, огляделся, высунулся в дверь, вышел во двор – никого. «Бог надо мной сжалился, –подумал он, –окликнул меня, чтобы я проснулся. Чтобы проснулся, чтобы не видел и не разглашал дел Божьей мастерской...» Он снова вошел в церковь, с трудом волоча ноги, добрел до иконы Христа в иконостасе, привстал на цыпочки, поцеловал руку с длинными пальцами, державшую зеленую сферу – мир.

– Господи, – взмолился он, –смилуйся над человеком. Не соделай, Господи, сон мой вещим... Мира, мира просим у Тебя, Господи, ничего другого не просим: ни богатства, ни благополучия, ни почестей, ни славы. Мира, мира. Всего остального мы и сами добьемся.

Он потуже затянул пояс, взглянул на Христа, снова заговорил с Ним.

– Много дел предстоит нам сегодня, Господи. От сегодняшнего дня зависит спасение или гибель Кастелоса. Не оставь нас в сей тяжкий час одних. Помоги! Укроти сердце капитана, всели в него мир. Спустятся сегодня с гор партизаны – склонись, Господи, дунь им в глаза, чтобы они открылись, чтобы увидели, что все мы –братья. Сердце человеческое – клубок гусениц. Дунь, Господи, пусть станут они бабочками!

Сказал он так и повернулся к двери. На пороге остановился, опять взглянул на икону.

– И не играй с нами. Мы люди, не выдержим!

Он вышел наружу. Солнце ослепило его. Он оглядел церковный двор с надгробиями, посмотрел на свою могилу.

– Подожди, – сказал он, махнув ей рукой, – подожди, выполню сначала поручение, что дал мне Бог для этого Он и послал меня в мир. Не торопись.

Около пустой его могилы и между плитами, выстилавшими двор, пробилась короткая тощая травка. Пахло весной. Первые бабочки уже вышли из коконов и пробовали в теплом воздухе свои еще слабые крылышки. Зеленый с золотом жук носился, свирепо жужжа и ударяясь головой о стены.

– Господи, помилуй! – закричал отец Янарос. – Да солнце уже высоко! Заспался я, из соседних деревень народ уже, небось, вышел! Ударю-ка я в колокол!

Он встал, кости захрустели, заломило поясницу, закружилась на миг голова, поплыл перед глазами церковный двор и остановился.

«Смелей, старый мул, – пробормотал он, – держись! Идешь через пропасть, смотри, не оступись!» – сказал и дружески похлопал себя по кряжистому телу.

«Тяжелый будет день — подумал он. – Сила нужна выдержать его».