Братство Кольца

Это я впервые созвала Белый Совет. И если бы мои замыслы не пошли прахом, его возглавил бы Гэндальф Серый, и тогда, наверное, все пошло бы по-другому. Но даже сейчас остается надежда. Я не буду советовать: делайте то или делайте это. Ибо не поощрением и не запретом, не выбором того или иного пути могу я вам помочь, но лишь знанием прошлого, настоящего и отчасти будущего. Я скажу вот что: в своем странствии вы идете по лезвию ножа, один ложный шаг – и все пропало. Но пока Товарищество едино, остается надежда.

Тут Галадриель обвела их взглядом, по очереди пытливо всматриваясь в каждого. Никто, кроме Леголаса и Арагорна, не мог долго выдержать этот взгляд. Сэм быстро покраснел и опустил голову.

Наконец госпожа Галадриель отвела взгляд и улыбнулась. — Пусть ваши сердца забудут тревоги, — заметила она. — Сегодня ночью вы будете мирно спать. — Тогда путники вздохнули и почувствовали неожиданную усталость, словно их долго и упорно допрашивали, хотя в открытую не было сказано ни слова.

— Ступайте! — сказал Келеборн. — Вы измучены горем и трудной дорогой. Даже если бы ваше странствие касалось нас менее близко, этот Город давал бы вам убежище до тех пор, пока вы не восстановили бы силы и не излечились. Теперь вас ждет отдых, и мы пока не станем обсуждать ваш дальнейший путь.

В ту ночь Товарищество, к великому удовольствию хоббитов, спало на земле. Эльфы раскинули среди деревьев у фонтана шатер для путников и поставили в нем мягкие кушетки. Затем, пожелав гостям прекрасными эльфийскими голосами покойной ночи, они оставили их. Путешественники еще немного поговорили о предыдущей ночи, и о дневном пути, и о господине и госпоже, но им не хватало решимости заглянуть вперед.

— Ты что покраснел, Сэм? — спросил Пиппин. — Можно подумать, у тебя совесть нечиста. Надеюсь, у тебя на уме нет ничего хуже гнусного замысла стащить у меня одеяла?

— Ничего такого я не думал, — ответил Сэм, не расположенный шутить. — Если хотите знать, мне чудилось, будто на мне нет ни нитки, и мне это не понравилось. Она глядела мне в самое нутро и спрашивала, что я буду делать, если она даст мне возможность вернуться домой, в Шир, в славную нору с... с собственным небольшим садом.

— Занятно, — оживился Мерри, — я чувствовал почти то же самое, только... только... нет, лучше промолчу, — скованно добавил он.

Все они, казалось, испытали одно и то же: каждый чувствовал, что ему предлагают выбор между лежащей впереди Тьмой, полной опасностей, и заветной мечтой – предмет этих мечтаний ясно представился каждому, и, чтобы обрести его, требовалось только свернуть с дороги, оставив другим поиски и войну с Сауроном.

— Пожалуй, — сказал Гимли, — и мой выбор останется моей тайной.

— Мне это кажется чрезвычайно странным, — заметил Боромир. — Возможно, это было лишь испытание, и проникнуть в наши мысли госпожа вздумала с добрым намерением, но я вынужден сказать, что она искушала нас и предлагала то, что якобы в ее власти дать. Нет необходимости говорить, что я отказался слушать. Люди Минас-Тирита верны своему слову. — Но о том, что именно предлагала ему госпожа, Боромир умолчал.

Что же касается Фродо, то он не желал ни в чем признаваться, хотя Боромир засыпал его вопросами. — Она долго смотрела на вас, Кольценосец! — заметил он.

— Да, — ответил Фродо, — но что бы ни пришло мне в голову, пусть там и остается.

— Что ж, берегитесь! — предупредил Боромир. — Я не очень доверяю этой повелительнице эльфов и ее штукам.

— Не говорите худо о госпоже Галадриель, — строго вмешался Арагорн, — вы не знаете, что несете. Ни в ней, ни в этой земле нет зла, если только человек не принесет его с собой. Но тогда пусть поостережется! А я сегодня впервые с Ривенделла просплю ночь без страха. И пусть сон мой будет крепок, а горе хоть ненадолго отступит. Сердце мое и руки устали. — Он бросился на постель и мигом уснул.

Остальные вскоре последовали его примеру, и ни сны, ни звуки – ничто не тревожило их покой. Проснувшись, они увидели, что лужайку перед павильоном заливает яркий дневной свет, а фонтан сверкает на солнце.

Несколько дней товарищи, как они потом вспоминали и рассказывали, провели в Лотлориене. Все это время ярко светило солнце, и лишь изредка начинался легкий дождик – и проходил, освежив и омыв все живое. Воздух был прохладным и мягким, как ранней весной, однако за всем этим путники чувствовали глубокий, сосредоточенный покой зимы. Им казалось, что почти все их занятия составляют еда, питье, отдых и прогулки среди деревьев, и этого было довольно.

Они больше не видели господина и госпожу и мало разговаривали с эльфами – почти никто из лесного народа не знал вестрона. Халдир распрощался с гостями и ушел обратно к северным границам, где из-за принесенных путниками новостей о Мории были усилены посты. Леголас почти все время проводил с галадримами и после первой ночи не ночевал с товарищами, хотя возвращался, чтобы поесть и поговорить с ними. Уходя, он часто брал с собой Гимли, и остальные дивились этой перемене.