Братство ревнителей церковного обновления (группа «32-х» петербургских священников), 1903–1907. Документальная история и культурный контекст

Встречи «аксаковского» кружка проходили в виде чтений на богословские, философские, экклезиологические темы, предлагавшихся, по-видимому, большей частью хозяином дома, с их последующим обсуждением. Практические вопросы выносились за рамки кружка, хотя Аксаков не отказывался принимать участие и в их разработке. Так, «коллективные работы по составлению руководства вероучения по Свящ<енному> Писанию и Преданию, выразившемуся в сознании свв. отцов и богослужении нашем», проходили отдельно от кружка, по пятницам. Для этих «работ», как сообщает Аггеев, «Аксаков уже многое приготовил – пока отрицательного по отношению к Катехизису» (С. 239).

В первый же год своего пребывания в Петербурге свящ. Константин Аггеев приобрел большую популярность как среди учениц Александровской половины Смольного института, где он преподавал Закон Божий по своей программе, так и в церковнообщественной среде города. В 1904 г. он сам становится во главе различного рода частных кружков, собиравших духовенство и религиозно настроенную интеллигенцию. 10 февраля 1904 г. Аггеев сообщал Кудрявцеву: «В П<етербурге> есть до десяти кружков вроде Киевских бывших при мне частных собраний. Все они находятся под ведением некоего мецената ген<ерала> Максимова. Вчера он был у меня. Просит быть секретарем. Я отказался вообще, а на нынешний год – безусловно. Он принял отказ только во второй половине. А тайное намерение старика, которое он высказал Мане[85], совсем сделать меня “своим преемником”. 27-го февраля у него в квартире я начинаю устный обмен мнений по вопросу о наступлении Царства Божия на земле (о прогрессе с христианской точки зрения – моя формулировка)… Я хочу вывести 1 1/2 -часовые усыпительные доклады Козицких, Гринякиных, Лисицыных[86] и проч. На наших собраниях участвуют и профессора – университетов и академий светских» (С. 269). Через месяц же, 9 марта 1904 г., Аггеев добавляет, что не только «завяз. совсем в наши “собрания”», но и «быстро занял в наших собраниях видное место» (С. 272). В этих частных собраниях («домашних беседах», «залах»), число которых доходит до двенадцати, Аггеев выступает с центральными докладами, играет роль председателя. Для нашей темы важно свидетельство о. Константина о том, что вокруг него «образовался… наиболее симпатичный кружок молодых иереев и некоторых светских людей» (С. 272). Центр этого кружка перемещается в дом Аггеева и, поскольку кружок включает как духовных, так и светских лиц, примером для его деятельности становятся религиозно-философские собрания, официально закрытые в 1903 г.: «В предстоящий четверг у меня заседание маленькое о предстоящем хотя бы с будущего года регулировании этих “религиозно-философских собраний”» (С. 272).

Вторым истоком будущего кружка «32-х» петербургских священников можно считать круг законоучителей различных учебных заведений столицы, который сформировался благодаря инициативе священников Иоанна Егорова и Константина Аггеева по изменению программы преподавания Закона Божьего. Оказываясь лицом к лицу с молодежью, мало религиозной, захваченной современными философскими идеями, столичные законоучители скоро понимали, что «дословное изучение» основ веры по Катехизису митр. Филарета (Дроздова) скорее усиливает религиозный индифферентизм молодежи, чем способствует рождению вдохновенной и подлинной веры. В качестве альтернативы Аггеев и Егоров предложили, с одной стороны, апологию христианской веры в контексте современных философских течений, с другой – обращение к Священному писанию как к первооснове православного вероучения. Однако изменение программы преподавания Закона Божьего скоро вызвало резкие нарекания со стороны вышестоящих чиновников и поставило инициаторов изменений перед необходимостью организационно оформлять свою инициативу, искать союзников и покровителей в своей борьбе. С одной стороны, Аггеев и Егоров пытались найти поддержку у церковных властей: митрополита Антония (Вадковского), викарных епископов: «На прошлой неделе поехали с ним вместе к еп. Константину <Булычеву> по маленькому делу и вступили в беседу. Обрушились на Катехизис. “Неужели, – г<ово>рим, – хуже будет, если мы будем не отрывочные тексты долбить, а будем ту или другую истину раскрывать по Свящ<енному> Писанию в связи с предыдущим и последующим. Катехизис, – говорим, – детей в трепет приводит, сна их лишает. А вторая часть Катехизиса? Ведь это идеальное уничтожение христианской нравственности…”» (С. 223). С другой стороны – они пытались собрать своих единомышленников в церкви и обществе, придать своей инициативе широкий резонанс и, в конечном итоге, добиться постановки вопроса об изменении программ преподавания Закона Божьего на самом высоком уровне.