Читаем Братство талисмана полностью

Дальше Найт снова скатывался в бессмысленный бред, где, как и на протяжении всей рукописи, главную роль играли цвет, форма и размер.

Я заново перечитал этот абзац и вернулся к предыдущим страницам в надежде найти намек на то, кто такие «эти существа», о которых идет речь, но никаких подсказок не обнаружил.

Тогда я отложил рукопись и допоздна просидел у костра, раздумывая над загадочным фрагментом про деревья. Был ли это все тот же бред полусумасшедшего? Или в какой-то момент на Найта снизошло просветление и он – в своем обрывочном стиле, с вывертами – успел зафиксировать что-то, похожее на факты? Или он был не таким уж психом, как я думал, а рукопись написана в такой манере ради маскировки, чтобы иметь возможность передать некое важное послание тому, кто сможет ею завладеть? Хотя нет, последнее маловероятно. Если бы у Странника хватило ума настрочить такое зашифрованное послание, то он наверняка нашел бы способ покинуть эту планету, чтобы унести в Галактику добытые знания.

И, кроме того, если рукопись – зашифрованное послание, то как он сумел все это разнюхать? Может, где-то в городе хранится летопись, где подробно изложена вся история? Или Найту довелось побеседовать с кем-то, кто объяснил ему, почему эту планету превратили в плодоносящий сад? Или, допустим, это Роско каким-то образом узнал правду? А что, он ведь был не простым, а телепатическим роботом. Эх, жаль, что мозг его безнадежно поврежден.

А Роско опять уселся рядом со мной на корточки, расчистил перед собой землю и, потихоньку что-то бормоча, выводил на ней непонятные для меня символы.

Я даже хотел было задать ему пару вопросов, но передумал. Что можно узнать у робота с помятой кентаврами черепной коробкой?

На следующее утро мы снова отправились в путь и на второй день вышли к нашему тайнику, где пополнили запасы воды и продовольствия. Нагрузили все это на спину Роско и выдвинулись в пустыню.

Шли в хорошем темпе. Миновали поле, на котором я бился с кентавром, и без остановок пересекли тот самый овраг, где обнаружили Старину Пэйнта. По дороге мы натыкались на старые кострища; почва вновь стала красно-желтой; где-то вдалеке опять гоготали и кулдыкали свистуны и колоброды, попадались и другие странные обитатели пустыни. К счастью, никто не пытался помешать нашему продвижению, и мы шли, пока были силы.

Теперь у нас появилась компания, правда призрачная. Сара ехала верхом на Пэйнте, Тук брел в своей коричневой сутане и вел за руку спотыкающегося Джорджа. Ух забегал далеко вперед, чтобы разведать местность. Я даже поймал себя на том, что кричу ему, чтобы не убегал так далеко, потому что тогда мой друг не сможет меня услышать. Бывали моменты, когда я верил в то, что они действительно идут вместе с нами. Но даже когда я понимал, что это не так, мне нравилось думать, что я их вижу. Только одна деталь вселяла тревогу и сбивала с толку: Тук шел, прижимая к груди куклу, и точно такая же лежала у меня в кармане куртки.

Кукла больше не цеплялась к моей руке, и теперь я без труда мог ее выбросить, но, сам не знаю почему, не стал этого делать. Мне почему-то казалось, что она должна оставаться со мной. По вечерам я сидел у костра и, испытывая одновременно отвращение и восхищение, вглядывался в ее лицо. Восхищение постепенно вытесняло отвращение. Я надеялся, что в один прекрасный момент смогу вместить в свое сознание все, что выражает это лицо, и тогда наконец избавлюсь от дурацкой игрушки.

Кроме того, я, конечно, продолжал изучать рукопись Найта и уже на самом последнем листе прочитал следующее:

Деревья – это высота. Деревья тянутся ввысь. Им всегда мало. Им вечно хочется большего. То, что я пишу о деревьях и о пойманном в ловушку знании, – истинная правда. Вершины – это туман и иллюзия, синий туман…

То, что я пишу о деревьях и о пойманном в ловушку знании, – истинная правда.

К чему вдруг это замечание посреди откровенного бреда? Найт сделал его, дабы подкрепить и защитить все то, что написал на предыдущих страницах? На старика снизошло очередное просветление? Хотелось бы верить, но как узнать наверняка?

На третий день мы увидели город. Он возвышался далеко впереди, как устремленная к небу заснеженная гора.

Глава 25

Дерево по-прежнему лежало там, куда его повалил луч моей лазерной винтовки. Пень, срезанный по диагонали, поднимался к небу, словно наконечник гигантского копья. Ствол вытянулся на несколько миль, листва пожухла, обнажив ветки и сучья.

За деревом виднелся силуэт здания из красного камня, в котором мы укрылись, когда нас обстреливали разрывающимися стручками. Я снова услышал – не знаю, может, будет правильнее сказать «вспомнил» или «вообразил», – как хлопали под куполом того здания крылья миллионов невидимых птиц, которые летели из ниоткуда в никуда.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мир фантастики (Азбука-Аттикус)

Дверь с той стороны (сборник)
Дверь с той стороны (сборник)

Владимир Дмитриевич Михайлов на одном из своих «фантастических» семинаров на Рижском взморье сказал следующие поучительные слова: «прежде чем что-нибудь напечатать, надо хорошенько подумать, не будет ли вам лет через десять стыдно за напечатанное». Неизвестно, как восприняли эту фразу присутствовавшие на семинаре начинающие писатели, но к творчеству самого Михайлова эти слова применимы на сто процентов. Возьмите любую из его книг, откройте, перечитайте, и вы убедитесь, что такую фантастику можно перечитывать в любом возрасте. О чем бы он ни писал — о космосе, о Земле, о прошлом, настоящем и будущем, — герои его книг это мы с вами, со всеми нашими радостями, бедами и тревогами. В его книгах есть и динамика, и острый захватывающий сюжет, и умная фантастическая идея, но главное в них другое. Фантастика Михайлова человечна. В этом ее непреходящая ценность.

Владимир Дмитриевич Михайлов , Владимир Михайлов

Фантастика / Научная Фантастика
Тревожных симптомов нет (сборник)
Тревожных симптомов нет (сборник)

В истории отечественной фантастики немало звездных имен. Но среди них есть несколько, сияющих особенно ярко. Илья Варшавский и Север Гансовский несомненно из их числа. Они оба пришли в фантастику в начале 1960-х, в пору ее расцвета и особого интереса читателей к этому литературному направлению. Мудрость рассказов Ильи Варшавского, мастерство, отточенность, юмор, присущие его литературному голосу, мгновенно покорили читателей и выделили писателя из круга братьев по цеху. Все сказанное о Варшавском в полной мере присуще и фантастике Севера Гансовского, ну разве он чуть пожестче и стиль у него иной. Но писатели и должны быть разными, только за счет творческой индивидуальности, самобытности можно достичь успехов в литературе.Часть книги-перевертыша «Варшавский И., Гансовский С. Тревожных симптомов нет. День гнева».

Илья Иосифович Варшавский

Фантастика / Научная Фантастика

Похожие книги