Братство золотарей

Эпистема… Поначалу дни тянулись, как изжеванная до состояния белой сопли жевательная резинка. Наполненные беспокойным томлением перед извечным волнителем человеческой натуры, – неизвестностью, они превратились в долгую тягомотину изорванных в куски дней и ночей. Каждое утро на обходе лечащий врач Игорь, осматривал ногу Стаса. Хмыкал, проводил неприятные манипуляции с его поломанной конечностью, ибо на статус ноги она теперь претендовала мало. Ничего не говоря, отводил взгляд и переходил к следующей жертве его лекарских экзекуций.

В своих исканиях эскулаповых истин он иногда, судя по его уж очень деловому виду (ибо какие лекарские истины могут быть у доктора в двадцать восемь лет), был подозрительно категоричен и уверен в своих ответах. Больным это не нравилось. Они всем скопом тормошили его на предмет своих болячек. В те разы, когда Игорь сопровождал зав отделением Бориса Гавриловича, он, утыкая палец в проблемное место, положим, где-нибудь на ноге пациента, говорил пару слов на латыни. Борис Гаврилович с усталым видом носителя многих лечебных премудростей, хватал проблемное место своей короткой волосатой, смахивающей на клешню краба, рукой. Он мял, крутил, тянул, высверливал взглядом пораженную хворью болячку и говорил «ну да, ну да…», подтверждая, тем самым, мнение своего юного коллеги.

Что касаемо страдальца, обладателя сего ущербного места, то ему выбирать манеру поведения не приходилось. Оба ответственных докторских лица, стоически перенося стоны и закатывания глаз к потолку их подопечного, приговаривая: «ну будет, будет…», ни слова не говорили о перспективах и сроках его пребывания на больничной койке. Стаса бывалые соседи утешали: «Да чё там, с твоей травмой ещё месяц-полтора, – и будешь прыгать как заяц, правда, только через годик, когда снимут гипс»…

Сердце Стаса обмирало и ухало в темный провал безнадёги. Что будет с квартирой, с вещами, с женой, у которой не только прописки, но и гражданства-то российского нет! Эх, сучья судьбина! Его размышления прервал голос их ходячего благодетеля.

– Мужики, Светка телевизор завтра принесёт! – обрадовано сообщил Сергей.

Юрий Михайлович обождал, пока утихнут слова благодарности возликовавших сопалатников. Издав череду нисходящих звуков, которым позавидовал бы любой лягушачий самец в период любовных страстей, изрек: