Братство золотарей

Силы были неравны. Стихия, ревя, словно разъяренное чудовище, пышело жаром на маленькую хлипкую фигурку человека. Для него, испуганного и сломленного могучей силой, она и впрямь было таковой. Под напором струи кипятка толщиной с приличный шланг, Сашок растерял весь свой наличный запас моральных и физических сил.

Ошарашенные таким поворотом дела хозяева истерично орали в трубку что-то о катастрофе, пытаясь вызвать аварийку. И когда Виктор со Стасом ворвались в квартиру, заполненную душно-сизым паром, они увидели в голос матерно орущих полуголых тёток. Они яростно отчерпывали тазами пятидесятиградусное варево от визжащего в коляске младенца. А забившийся в углу мокрый, измятый донельзя большой кусок тряпки ещё какой-нибудь час назад был слесарем-сантехником Сашком.

– Ну, чего у тебя стряслось?! – спросили они, озирая напрочь залитую квадратуру всего обозримого пространства квартиры. Мужики прекрасно знали, что тут случилось. Но отказать себе в удовольствии, глядя в страдальческие глаза Сашка, потерзать его ехидными вопросами, они не смогли.

За Сашком водился один грешок и, по меркам сантехнической братии, немалый. Он любил втихаря подслушать о намечающейся «халтуре». Тут же, опережая конкурентов, мелкая бестия стремглав мчался по разведанному адресу. Пришедший туда же хозяин «халтуры», выслушивая сбивчивые объяснения Сашка и подговорённых жильцов, матерясь, в сердцах покидал место уплывшего куша. Так случилось и в этот раз.

Ещё днём, на послеобеденной пятиминутке, Макарыч, подозвав к себе Виктора. В качестве бонуса (так как имел на него далеко идущие виды в проштрафившейся квартире) Лепилин направил его на выгодную заявку. Всё это время вокруг них крутился Сашок. Напарники, позвонив жильцам, договорились на вечер о замене новенькой, только что купленной импортной полотенцесушилки.

Виктор мог бы, отложив все заявки, немедленно заняться «халтурой». Но тут имелась маленькая неувязка. Импортная полотенцесушилка и видом, и практичностью радовала глаз и грела душу её хозяев. Что же касаемо слесаря-сантехника, то её установка была сущим мучением. Резьба, которой она присоединялась к стояку, мягко говоря, не соответствовала стандарту. Она-то была, как и полагалось, в три четверти дюйма, но шаг этой резьбы, по каким-то особым заграничным условиям, был несколько уже. При навинчивании соединительной муфты резьба неотвратимо скручивалась. Тут всему действу был уготован закономерный финал: скандал между участниками процесса и помойка для шикарной никелированной забугорной цацки.

Но у бывалого сантехника, каковым являлся Витя, имелся свой хитрый ключ на эту импортную закорюку. Его-то он в обед при себе не имел, а в диспетчерскую идти всё равно было мимо одной из заявок. Мужики решили по пути в слесарку заодно устранить это малозначимое препятствие.

Пока они, не спеша, отмеряли пространство, смакуя предстоящее вознаграждение, Сашок уже располагался в означенной квартире. К тому времени, когда напарники подходили к подъезду диспетчерской, он, не зная хитрого Витиного секрета, совершил своё подлое дело. Едва Виктор со Стасом подошли ко входу диспетчерской, навстречу им из пультовой выскочила Марина. Обрисовав в двух словах ситуацию, направила напарников по смутно знакомому адресу. На полдороге, внезапно остановившись, Виктор воскликнул:

– Ну, сучья шепила! Если только это он нам учудил такое, я ему устрою, – мало не покажется!

– Чего устроишь? Кому? Чего ты встал, там же кипяток хлещет?! – взволновался Стас.

– Вот и пусть хлещет! Потом этого козла так за это отхлещут, что дорогу забудет в этот ДЭЗ. Идем потихоньку, а то скользко.

Стас всё понял уже на месте…

Смотря на экран телевизора, заполненный душераздирающими бразильскими страстями, Иван даже и не пытался вникнуть в грандиозность тамошних запутанных коллизий. Жена, поминутно хватая его за руку, причитала: «Ну ты смотри, Вань, что делается!.. Да повернись ты, дура, повернись! – вскрикивала она в раже «мыльного» угара. ─ И ведь не видит, что под носом творится!..».

Её слова, вперемешку с обрывками мыслей, словно свинцовые блямбы падали Ивану в голову. Его мозг словно превратился в жестяной таз, куда кто-то беспощадно и зло сыпал их из бездонного мешка. «Дура… кто уж дура, не эта крашеная, а ты… Петьку проморгали… Точно, как слепые… Чего ему не хватало?.. Всё было, всё покупал… денег не жалел…». Иван закрыл глаза и, качая головой, сжал зубы: «Драть надо было… да эта не давала… Я приласкаю!.. Я пожалею!.. Что под носом творилось, не видела и проморгала… кулёма… вот и упустили парня…».

Хлопнула входная дверь. Реплики телевизионных страдальцев заглушил мощный «паровозный обмолот», затопивший своим рёвом всю квартиру. Иван медленно повернул голову. Как во сне, смотря на входившего в комнату сына, тяжёлый «кассетник» в его руках, на обвисшее безвольным подбородком лицо, обречённо думал: «Всё, кранты! Лучше уже не будет… надо спасать, что есть…».

Он встал, прошёл мимо Петра в прихожую. Одевшись, снял куртку сына с вешалки. Войдя в комнату, бросил её Петру на колени:

– Одевайся!