Пётр непонимающе смотрел на отца. Что-то непривычное в голосе и его облике заставило Петра подчиниться. «Чего ему надо?». Не понимая столь странного требования отца, спросил:
– Бать, пойдём куда? А то поздно, одиннадцать уже.
Иван молчал. Он смотрел на сына тяжелым застывшим взглядом. Перекатывая желваки, молча ждал, когда тот оденется.
– Куда на ночь глядя, ты что удумал? – запричитала мать. Её сердце почуяло неладное, уж больно закаменевшим и бледным, против привычного красного цвета, было лицо мужа. Иван ничего не ответил. Кивнув сыну, он сквозь зубы проронил:
– Пошли…
Всю дорогу Иван молчал. Пётр шёл за ним, совершенно потерявшись в догадках. Они проходили дом за домом, а он так и не понял намерений отца насчёт этой неожиданной вечерней прогулки. И только когда они свернули к знакомому дому, подходя к подвальному приямку, он ощутил вдруг обдавшую жаром волну неприятного томления.
– Чего мы сюда пришли? – хрипло спросил Пётр.
– Открывай! – не отвечая на вопрос сына, приказал Иван.
– Зачем? У меня нет ключа…
– Врешь, свиненыш, – прошипел отец. – У меня этот номер не пройдёт! Чтобы насволочить у тебя всё найдется! Открывай! – заорал он, схватив Петра за плечо и с силой ткнув его в дверь.
– Ты чего! Нет у меня ключа, отобрали его у меня! – перепугано заверещал сын, выдираясь из пальцев отца.
Иван, продолжая крепко держать его за плечо, вытащил из кармана ключ и сунул сыну в руку:
– Открывай!..
Иван с вечера, зайдя в диспетчерскую, незаметно взял ключ от подвала. Пётр трясущимися от страха руками долго не попадал в прорезь замочной скважины. Ткнув его в распахнувшийся чёрный провал входа, Иван включил фонарик. Не глядя на сына, приказал:
– Теперь веди меня туда, где спрятал мешок с телом!
– Каким телом! Батя, не знаю я ничего…
– Иди-и… – взревел Иван вслед кубарём полетевшему от толчка Петру. – Ты у меня носом все пропашешь здесь сейчас, но покажешь это место!
– Батя, не знаю ничего, – ошарашено бормотал Пётр, – мы с пацанами давно здесь не были…
– Это ты будешь говорить кому другому, – выдохнул Иван. – Девчонка пропала десять дней назад. Меня вызывали к следователю, и он показал мне твою тетрадь, которую нашли здесь, у неё во рту. Доигрался, паршивец! Говори, сучий потрох, как ты это сделал! Мне надо знать подробности, чтобы не проколоться… Я тебе не девочка, я тебе одним щелчком башку снесу! Я бы и сам тебя прикончил, потому как после того, что делают на зоне с такими, как ты, – нормальным ты оттуда уже не вернёшься. Так уж чтобы потом с тобой не мучиться, я лучше сам!..
Петр с вытаращенными глазами молчал. Выхваченное из тьмы светом фонарика его лицо скукожилось в гримасу отчаяния и страха.
– Я… я не помню ничего… мы просто сидели, пили пиво… потом я с Ленкой ушли в угол, побыть вдвоём… ребята пили… Больше я ничего не помню.
– Ты мне мозги не пудри, обделок малохольный! Всё говори, как есть! Что потом было?!
– Когда я проснулся, было двенадцать ночи… В руке у меня был нож, весь в крови. – Пётр тяжело сглотнул. – Никого рядом не было, ни Ленки, ни пацанов… Потом я увидел, что куртка и джинсы на мне в крови. Я их оттирал горячей водой… Там кран есть.
– Где это было, покажи.
Пройдя несколько отсеков, Пётр молча ткнул рукой в отдельный закуток и сказал:
– Тут у нас лежак был и стол из ящиков, а за стенкой матрас. Я на нём проснулся.
Иван шагнул вперёд и посветил за перегородкой. Потом повернулся к сыну и жестко сказал:
– Рассказывай, что здесь было и как. Всё рассказывай, для твоей же пользы. Узнаю от ментов, что ты соврал, сам порешу тебя, как ты эту девчонку! – Иван занёс кулак над головой Петра.
– Ба-тя-я! – надрывно заорал в ужасе Пётр, – больше мне нечего рассказывать! Клянусь тебе, чем хочешь! Я думал, что это пацаны порезались и ушли с Ленкой, меня наверно не добудились! Выпил много…
– Ух, паскудник хренов! Дури наглотался?
– Не, не было у нас в тот вечер ничего! Батя, я честно тебе говорю, выпили мы всего по паре бутылок… дядь Витя нам их ещё дал вечером… целый ящик. Мы только иногда травкой… но с неё чтоб так… а тогда я отрубился капитально.
Иван присел на приступок и после минутного размышления, буркнул:
– Расщедрился Витёк, с чего бы это? – и мрачно спросил: – Значит, где лежал мешок, ты не знаешь?
– Не знаю, не видел я никакого мешка! Я, как оттёр кровь, ушёл домой. Нож спрятал вон туда, – и Петр указал на небольшую нишу в стене. К нам потом, дня через три в школу приходил участковый, спрашивал про Ленку.
– Кто она? Фамилия?
– На Палехской жила, дом там угловой, трехэтажный, – на втором этаже. Мать у неё инвалидка, Сапрыкина фамилия.
И только услышал Иван фамилию, едва смог её сопоставить с известной ему личностью, как захолонуло в сердце. Обмер он и с тоской подумал: «Настигла всё-таки меня судьба через сына, … не удалось тогда от неё откупиться!..».
Глава 7