Бразилья

Пока я томился в Белене, к удовольствию генерал-губернатора, ни дня не проходило, чтобы я не видел ла Кондамина[151] и его экспедицию, плывущими в облаке парусов. Но теперь наш корабль движется вверх по течению под командованием командира Акуньи, торговца весьма угрюмого и надменного, но, как меня заверили в Белен-ду-Пара, нет человека более опытного в коварных сезонных мелководьях и банках, которые формируют и изменяют течение великой реки. Мы погрузили маниоку и бобы, порох и пушечные ядра, необходимые для экспедиции в верховья Амазонки, – меня заверили, что носильщиков и проводников в изобилии можно найти в Сан-Жозе-Тарумаше, – не говоря уже о множестве ящиков с научным оборудованием, и капитан Акунья сетует, что барк перегружен. Но мы в итоге идем довольно шустро: уже оставили позади узкие части русла у форта Пауши, и впереди нас ждет Сан-Жозе-Тарумаш. Это вглубь материка, дальше от прибрежных влияний, ветры слишком слабые и изменчивые, а река слишком извилистая, чтобы поднять паруса, поэтому мы движемся вверх по течению могучей Амазонки только силой человеческих мышц, на веслах. Классическая картина: рабы на галерах.

Рабство – чуждое мне состояние. Те невольники, что я видел в Париже, были мне в диковинку, поскольку как общество мы практикуем более тонкую форму угнетения сеньорий. Боже упаси, чтобы бешенство тяглового скота не перекинулось на Францию! Не проходит и дня, чтобы мы не проплывали мимо флотилий из цепочки плотов, груженных по ватерлинию связанными рабами: мужчинами, женщинами, детьми – все краснокожие и обнаженные, как невинные Адам и Ева. Просто чудовищное движение! Цены на рабов в Белен-ду-Пара настолько низкие, что даже обидно. У индейцев нет нашей устойчивости к болезням, а жизнь на плантациях настолько тяжелая и удручающая, что редко кто держится более пяти лет, да и вряд ли кто-то пожелает жить дольше. Экономика на руку хозяевам энженьу: раб окупается за два урожая сахарного тростника, все, что дальше, – прибыль.

Через пять лет хозяин получает вдвое больше, чем заплатил, так что нет оснований не загонять рабов до смерти. Мне говорили, что многие индейцы попросту накладывают на себя руки, чтобы не влачить такое существование. Но при этом поставки краснокожих по великой реке, похоже, так же бесконечны, как и само течение ее вод: целые народы «спускают», как звучит местный эвфемизм.

Что сказать тебе о моем компаньоне в этом путешествии? Для начала, он скорее сопровождающий, а не попутчик. У меня нет никаких сомнений, что лишь благодаря его появлению мне разрешили отправиться в путешествие вверх по течению. Полезность моих изысканий меркантильным португальцам кажется подозрительной, ибо они живут на огромной, незащищенной территории, по большей части еще не нанесенной на карты, на которую исторически наша страна поглядывает с завистью. Но неважно, это самая меньшая из неучтивостей. На самом деле мне даже льстит, что португальцы считают меня таким важным шпионом, что поручили следить за мной столь незаурядному человеку, как отец Квинн, член общества Иисуса.

Ты знаешь мое пренебрежительное отношение к религии, однако время от времени можно встретить священника, обладающего такой силой личности, такими качествами и харизмой, что поневоле задумаешься, какая причина могла подвигнуть такого человека принести обет? Льюис Квинн определенно из числа подобных. Он родился в старой католической семье, лишившейся своих владений и вынужденных заняться портовой торговлей после вступления на престол дома Оранских. Выглядит как медведь в человеческом обличье – ирландец, а это нация грубоватых неуклюжих гигантов, которые вспыхивают по малейшему поводу. При этом в Веру-Пезу во время нашей псевдодуэли он двигался с изяществом, энергией и расчетом, чего я никогда не наблюдал ни у одного из его соотечественников, и при этом с такой непреодолимой жестокостью, что я задумался о причинах, которые привели его к обетам и рясе.

Он очень умен. Никогда не встречал иезуита, который был бы, по меньшей мере, приятным собеседником, а в лучшем случае – эрудированным спорщиком. Я всегда считал, что языки помогают расширить умственные способности, ведь говорить – значит думать, язык – это культура. Отец Квинн говорит на двух диалектах родного ирландского, на западном и северном, разумеется, знает латынь и греческий, а еще английский, испанский, французский, португальский, итальянский, может объясниться на марокканском арабском и утверждает, что сам по дороге из Лиссабона выучил тупи лингва-жерал, язык, на котором люди на местном побережье говорят куда чаще, чем на португальском. Какое содержимое может столь шумная семья голосов сформировать в чьей-то голове – вот повод для размышления.

Вчера вечером в долгой и скучной темноте, которая сгущается так рано и стремительно в этих широтах, я продемонстрировал ему работающую модель Механизма Управления. Я показал, как цепочка перфокарт, подающаяся из ящика, регулирует движение утка ткацкого станка.