Бремя

Артур не спал предыдущую ночь, и впервые ему не хотелось смотреть на жену ни вечером, ни утром, когда он уходил из дома: обида и стыд (странно, будто это он, а не она, был уличен в супружеской измене, он — не она, жил двойной жизнью, таясь и скрываясь, как вор) мучили его. Он не смог заставить себя пойти в офис, хотя ждали его там неотложные дела и встречи, а поехал к океану, в места, которые любил с детства, бродил там бесцельно, пытаясь разобраться в том, что произошло. Какой банальной теперь казалась ему его собственная жизнь! Преданный муж и предающая жена, другой мужчина, тривиальный треугольник... Такие истории всегда прежде вызывали в нем лишь недоумение. Он думал, что измены — атрибут чисто плотской, животной жизни. Там, где есть настоящая любовь, измены быть не может. Любя Нессу беспредельно и возвышенно (не существовало ничего, что он не желал бы или не способен бы сделать для нее), не мог и представить, что такой любви ей будет недостаточно... Ему верилось, что она, избранница его, соткана из особой, высшей материи, драгоценной тем, что вплетена в ту материю чистая, духовная нить. Теперь же видел и Ванессу, и их совместную жизнь иначе, в преломлении плотской лжи, тайного обмана и с горечью признавался себе, что, в сущности, не знает и никогда не знал женщину, на которой женился, но — и это горькое, вынужденное признание, к удивлению и даже какому-то немому ужасу, сознавал он, уже ничего не могло поменять в его чувстве к ней. Он заглядывал внутрь себя, вглубь своего сердца, и ощущал рядом с горем — любовь, любовь и беспрерывную любовь...

Артур решил ни о чем не спрашивать. Он не готов был к разговору, за которым мог последовать разрыв. Шок от увиденного был настолько сильным, что ему нужно было время, чтобы от него отойти и прийти в себя. Пока у него даже не было подходящих слов для выяснений и объяснений. Втайне он надеялся, что ошибся. Но ясная мысль, которая брала верх над желанием самообмана, подсказывала, что ошибки не было, и жена его неверна ему и состоит в связи с русским. Как долго эта связь продолжается? Как давно они знают друг друга? Может быть — и он вспомнил свою безотчетную тревогу и подозрительность в тот день, когда Майкл в первый раз привел русского в их дом, — может быть, они знали друг друга раньше, еще в России? И если это так — какая роль ему уготована в этом клубке? Он гнал от себя дурные предположения, пытаясь справиться с обидой. Сумеет ли он когда-нибудь простить ее? И сознавал, что не в состоянии не простить. Только нужно ли Ванессе его прощение? Может, те отношения зашли так далеко, что для нее дилемма уже не в том, чтобы признаться или не признаться, просить прощения или не просить, а в том, с кем остаться: с ним или с «русским»? Разве одна мысль об этом — не нож в сердце? Оказывается, не в силах его было уступить свою любовь, пусть даже поруганную, кому бы то ни было. Не в силах его было разлюбить ту, вокруг которой творилась с некоторых пор вся его жизнь. Падший кумир его. Падший ангел, но все-таки ангел, нет, не тот, что охраняет, а тот, кого нужно — ну, почему он верит в это, несмотря ни на что? — необходимо охранить, уберечь... Может, сейчас, сильнее, чем прежде, верит в это... Не знал он, что уже простил, иначе бы не решил вернуться домой, чтобы самому, неутешному, утешать ее...

Артур вошел и сразу ощутил настороженную тишину — такую тишину, какая бывает лишь в пустых домах. Ну вот, теперь это станет частью его существования, подумал он, подозрительность и ощущение пустоты... Но ведь он сделал свой выбор. Не так ли? А, что если она снова уехала к тому? И все время, пока он бродил вдоль океана и мучился муками ее измены, они, там, были вместе и, может, ей и в голову не пришло вспомнить о нем... Обойдя комнаты, он вдруг заметил, что оконная штора застряла в проеме двери, ведущей на террасу, и сквозь обнаженный фрагмент прозрачно-блестящего стекла увидел Нессу, лежащую на полу лицом вниз. Почему-то образ Эрики мгновенно мелькнул перед глазами, тот образ, который он после ее самоубийства так упорно гнал от себя — последний прыжок и то, как распростерлось безжизненное тело на внутреннем дворе тихого отеля... тело той, с кем рос, кому доверял. Неужели до такой степени хрупка человеческая жизнь? Артур рванулся к Нессе с одной только мыслью: «Только не она, только не она...».

В первую минуту ему показалось, что дыхания уже нет, но он мог и ошибаться, восприятие было неадекватным, от страшного волнения дрожали не только руки — дрожало, подпрыгивало даже зрение, и все расплывалось в глазах. Он заставил себя собраться и вызвал «скорую», врачи приехали быстро, делали искусственное дыхание, возбужденно переговаривались, давали команды угасающему сознанию пациентки, снова собирались и громко считали до трех, снова напрягали свои аппараты и напрягались сами, пытаясь развернуть вспять уходящую жизнь...