Бремя колокольчиков (СИ)

   -  Ну, немного... у них послушание такое... во славу Божию... и денег то у нас не то, чтоб и куры не клюют, вот, трапезную отстроили. - Отвёл глаза только что уверенный в себе настоятель.

   -  Куры, говоришь? Трапезную? И епископа там осетриной кормил? - взялся за свой деревянный посох старец. Посох тот до неприличия напоминал посох Гендельфа, по крайней мере я никак не могу отвязаться от этой мысли.

Гость начал заливаться уже плотным и неприкрытым богровым цветом опасливо поглядывая на тяжёлую деревянную палку - посох:

   -  Ну... Это же владыка... праздник... послушание...

   -  А! Скажи ты мне старому неучу, какой главный грех есть для священнослужителя, непослушание?

   -  Вы, старче, лучше меня знаете... да... Богу, Церкви...

   -  Это ты так зришь, а я мню, что храмовая проституция главный грех, как в древней Греции, только хуже, особенно, когда в алтаре, да с архиереем. - Вновь стукнул посохом Пиндосий и перекрестившись широким крестом как-то особенно, прямо, дерзко, без гнева, но как бы со властью посмотрел на гостя.

   -  Но... Откуда вы знаете... да может и не было того... я лично не видел... - Расстегнул верхнюю пуговицу новой, дорогой рясе приезжий батюшка -

Сказал мне лишь паренёк - алтарник, что секретарь владыки к нему приставал, на дачу всё приглашал. Но я не верю! Алтарнику тому сказал не ходить пока в алтарь. Владыка у нас... молитвенный, молится со слезами. Да и вообще, надо ж себе внимать, а не по сторонам глядеть... тогда по слову преподобного...

   -  Вот и внимай, а не **ем болтай! Да и не про то я, то случай, а храмовая проститутка она кажный день такая, себя продаёт, свой молитвенный зад ; на вид в небеса окно, а внутри то говно! - Отрезал старец, при этом говоря как-то неожиданно спокойно и с едва заметной в густой бороде улыбкой - А теперь скажи мне, ваше высокопареподобие, застенчивость - грех?

   -  Ну не грех, но по учению отцов явный признак гордыни, я всегда об этом на исповеди говорю. - Воспрял было гость.

   -  Ага, говоришь, значит, на исповеди, учишь, то есть... А беззастенчивость?

-Ну... это... дерзость,наверное... грех...

   -  Так про беззастенчивость ты говоришь на исповедях своих? - Опять пришпилил старец гостя своим взглядом.

   -  Как-то специально нет... - Ответил человек уже совершенно непохожий на вошедшего в келью известного настоятеля и популярного духовника.

   -  Правильно! Потому как сам ты беззастенчиво людей пользуешь, и их этому учишь, чтоб беззастенчиво ходили и всех учили такой же дури, храмовой вашей проституции, да глупости, что «послушанием» зовёте!

У гостя в лице внезапно прорывавшийся гнев сменялся страхом и обратно... он силился что-то сказать, руки его дрожали... но старец спокойно продолжил:

   -  Говорил я, что спасибо Пиндосию скажешь, что твоих чадушек бородастых да платкастых с тобою не пустил? Вот и ступай, теперь.

И с этими словами старец встал, отложил в сторону посох, и ушёл во внутреннюю келью, куда он почти никогда никого не пускал...

ТГиндосий и танки

   -  Не принимает старец, невелено!

   -  Ты, братан, не понял, мы и не спрашиваем!

С этими словами бритые здоровые ребята в камуфляжной форме с силой распахнули дверь. Державшийся за ручку келейник Степан, сухенький и низенький вчерашний бомж прижившийся у о. Пиндосия, аж вылетел на улицу в темень холодной и дождливой осенней ночи. Один из парней схватил его за плечи и с силой толкнул в грязь, осветив мощными фонарями.

   -  Сиди здесь и помалкивай, мы шутить не будем!

В это время первые ворвавшиеся в избу штурмовали дверь внутренней кельи, в которую старец никого не пускал. О. Пиндосий сам открыл засов:

   -  Что вам, страннички?

   -  Мы те ща покажем, бандеровская морда, за всё ответишь, колдун в рясе! - заорал предводитель - Волоки эту мразь на улицу!

Четверо здоровяков пиная и толкая вытащили старца.

   -  Неси Серёгу! - скомандовал старший.

Из темноты ещё двое вытащили безногого парня.

   -  Таракан! Стул Серёге вынеси из клоповника этого! - снова скомандовал старший. Самый низенький, с жиденькой бородкой парень быстро метнулся в избу и притащил старый крепкий табурет.

   -  Чё? Помнишь меня? Крыса церковная? А? - Начал усаженный на табурет Серёга.

   -  Безногого не помню. - неспешно ответил о. Пиндосий

   -  Верно! Я к те на ногах приходил, на своих! Зачем приходил? - светил фонарём в лицо старцУ безногий парень лет за двадцать.

   -  А ты сам на свои вопросы отвечай, я те не зек, а ты мне не Берия.

После этих слов старца двое его державших стали бить его.

   -  Как отвечаешь инвалиду?! Сука!

   -  Отставить! Успеем ещё - скомандовал старший - Серёг, продолжай.