Бремя Крузенштерна

— Похоть — это страсть, физическое влечение, я права? Ага, похоже, хоть здесь, я с вашими мудрецами не расхожусь во мнении. Возразить нечего, этого добра у нас навалом, я имею в виду — похоти. Кстати наши мудрецы, так и говорили, еще в древние-предревние времена: «мир погряз в похоти». И что? Мы в ней так и сидим, но мы отлично знаем, что сидим в дерьме, и хотя бы поэтому, нам трудно спутать похоть с любовью. Мы сейчас говорим не о физическом влечение, я-то говорю об истинной любви. Любят за то, что человек — есть со всеми достоинствами и недостатками. Любящий именно с этим человеком мечтает прожить до конца своих дней. Любящие очень жертвенные люди.

Эльф подумал, и спросил:

— Но если тот, кого так любят, не желает принимать эту любовь?

Если ему все равно?

— Я не знаю, но, как правило, это ничего не меняет для любящего. Любить он будет молча.

— Но, это просто… глупо, — эльф казался безмерно удивленным. — Какое чудо ты видишь в том, что приносит одну боль, тому, кто жертвует своим сердцем другому.

— Не только боль. Кроме нее, человек испытывает другие чувства: радость, счастье, печаль и грусть… всего не перескажешь. Я не испытала еще это волшебное чувство…

— Но ты говоришь так, будто испытала его.

— Нет, к сожалению, — покачала головой Лена. — Не дано мне.

— Подозреваю, что ты согласилась бы на безответную любовь?

— Да, наверное…

— И ты говоришь, что каждый из людей мечтает испытать подобное чувство? — продолжал допытываться эльф.

— В большей или меньшей степени.

— Но ведь ты же не отрицаешь, что и тогда, человек испытывает животное себялюбивое желание?

Лена с укоризной посмотрела на него: Крузенштерн не понял ничего или не желал понять или попросту, не верил ей, поэтому Лена ограничилась общими фразами:

— Человечество не может объяснить это чувство словами с момента своего существования. Но вы-то разве не испытываете их. Скажем, ту же нежности, или вам только знакома так пугающая вас похоть? — не удержавшись, поддела она его.

Но эльф был слишком сосредоточен, на своих размышлениях, для того что бы услышать ее слова и обидеться на них. Решив, не мешать ему Лена закинула в пакет банку из-под джема.

— Если я подарю тебе частичку того, что умею, не сможешь ли и ты позволить мне испытать одно из тех чувств, что составляют любовь? — спросил он, глядя на нее.

Лена остановилась, держа пакет в руке, вдруг смутившись под его пристальным, взглядом.

— Э-э… извини, но я, наверное, не сумею… Я, ведь, говорила тебео том, что не испытывала ничего подобного.

— Но, тем не менее, ты так же говорила, что готова полюбить. Ты человек и, щадя тебя, я не требую, чего-то особенного. Догадываюсь — все не так просто. Меня о многом предупреждали. Говорили, что от общения с человеком во мне проснуться недозволенные низменные инстинкты. Меня к этому готовили и я, кажется… С Шакером, мне пришлось испытать низменное чувство унижения, страха и мстительности. Но я прошел испытание этими тяжкими чувствами, поняв, что это такое. Послушай, мы эльфы, умеем творить такие чудеса, о которых человечество не подозревает: мы можем изумлять, наводить ужас, менять облик, но то о чем ты говоришь. И хотя учителя предупреждали, что все человеческие чувства непостоянны, мимолетны и имеют в своей основе одну лишь корысть, позволь мне испытать хоть кроху того, о чем ты рассказала мне, великодушно приоткрыв эту тайну.

— У нас нет времени на эксперименты, — этот разговор все меньше нравился Лене, особенно воззрения эльфийских мудрецов на людской род.

— Знаю, знаю… Может статься мы погибнем и я унесу тайну вашего чуда с собой в Вечное Небытие и я готов заплатить эту страшную цену.

Теребя ручку пакета, Лена неуверенно пожала плечами, готовая уступить под настойчивым натиском эльфа. Она уже была не рада, что завела подобный разговор.

— Твой дар не останется не отплаченным. Я тоже готов продемонстрировать тебе силу эльфийского волшебства, — продолжал он уговаривать, ободренный ее молчанием. — Тебе выпал редкостный шанс, познать смысл элфийской магии. Решайся же! Это будет равноценный обмен.

— Боюсь, ты многого ждешь от меня. Я думаю, что ты тяжко разочаруешься, — Лена чувствовала себя обманщицей.

Но эльф, похоже, не верил ей, считая, что она уже просто не хочет раскрывать ему огромный секрет человечества. Как будто не слыша ее неуверенных слов, он поспешно предложил:

— Если ты не против, то начну я. Встань и повернись лицом к дубу. Ничего не бойся. Я буду рядом все время. Обхвати ствол руками, прижмись к нему и закрой глаза. Постарайся ни о чем не думать.

Смущенная, Лена исполнила эту странную просьбу, спрашивая себя: насколько она доверяет этому парню. А когда он притиснул ее всем своим телом к шероховатому жесткому дереву, с силой вжимая в него, перепугалась не на шутку.

— Не бойся, — шепнул ей на ухо эльф. — Доверься мне… Старайся ни о чем не думать.