Бремя Милосердия (СИ)

Прищурив глаза, он выдохнул дым в открытое окно и вытянул туда руку. Когда он протянул ладонь в сторону Мориса, на ней блестели пушистые мерцающие снежинки.

– Красота, правда? И каждая грань каждого из этих кристалликов исполнена смысла.

– Я не вижу никакого смысла.

– Смысл есть во всём.

– В чём же вы видите смысл? Я не понимаю.

– Вам не нужно понимать, в чём вижу смысл я. Вам нужно понять, в чём видите его вы.

– Это вряд ли возможно, – сказал Морис. – Мне кажется, что жизнь в принципе бессмысленна.

– Если вы так относитесь к жизни – почему хотите, чтобы она по-другому относилась к вам? – ответил доктор.

– Вы так говорите о жизни, как будто она какое-то одушевлённое существо, – усмехнулся Морис, – обладающее, к тому же, логикой и чувством справедливости.

– Думаете, это не так?

– Думаю, что в этом слишком много надуманного. Я вот не верю ни в то, что жизнь логична, ни в то, что она справедлива.

– Многие говорят, что жизнь несправедлива. Я же нахожу, что жизнь в высшей степени справедлива, и то, что она оказывается несправедливой для тех, кто не верит в её справедливость, – является лучшим доказательством её справедливости. Если вы не цените жизнь – она рано или поздно вытрет о вас ноги.

– Но многие люди её ценят, и с ними всё равно случаются несправедливые вещи, – возразил Морис. В памяти встало добродушное, весёлое лицо Эрванда-Старшего. Аккуратные стеллажи книжного магазина, между которыми он любил бегать ребёнком. И другая картина – страшная, которую он обычно предпочитал не вспоминать.

Доктор покачал головой.

– Разве вы можете видеть все причинно-следственные связи явлений на всех уровнях информационной структуры, чтобы судить о том, справедливо или нет случившееся? Вы даже картину своей судьбы не можете видеть целиком – так как можете рассуждать о судьбе других людей?

– Вы имеете в виду – человек всегда получает то, что заслуживает? Даже когда он не подозревает, что заслужил именно это и почему?

– А вы не беспокоитесь за своего брата? Ведь сейчас время позднее, а он, говорите, «шляется» невесть где. Почему бы вам не поинтересоваться, что с ним?

– Это совет?

– Да, вы же попросили. Я не отказываю в просьбе, когда меня просят напрямую. Позвоните брату. Прямо сейчас.

Морис заколебался. Вынул из кармана жилета меатрекер. На дисплее светился пропущенный вызов. Глянул. Тэйсе. Сердце кольнуло. Брат обычно звонил ему только затем, чтобы заявить, что не придёт ночевать – всегда безопеляционным, вызывающим тоном. Морис представил этот полупьяный голос на фоне хриплого говора его дружков и взрывов смеха, бросил меатрекер обратно в карман.

– Не сейчас, пожалуй.

Поднял голову, почувствовав на себе взгляд. Зелёные глаза собеседника смотрели на него очень пристально.

– Извините.

– Мне не в чем вас извинять. Вы вольны делать что вам угодно.

Морис вздохнул. Когда они прощались, ему показалось, что в ясных, нефритовых глазах его странного собеседника скользнула тень сожаления. А быть может, это была просто игра света и тени.

***

Снежная ночь кралась по улицам Анвера, залегла глубокими тенями Госпитального сада. Старинное здание госпиталя было погружено в тишину и во тьму, и лишь в одиноком окне флигеля горел свет.

Вечность – она другая, чем ты себе представлял, когда она казалась тебе невозможной.

Для брата Шэйллхэ Вечность имела привкус корицы – сдобные булочки с этой пряностью приносила ему в госпиталь сестра Эрмина, когда он сутками пропадал в операционной, спасая одну человеческую жизнь за другой. Вечность шепталась сотнями голосов – она стенала и плакала о язвах, опухолях, отёках, она вздыхала об утраченной юности и днях без боли, давно ушедших в прошлое, она вопила о страдании и страхе – всём том, что мучило его пациентов. Пациентов, всегда уходивших здоровыми из его чутких рук. Ещё Вечность умела молчать. Молчание настигало его тогда, когда он выходил из операционной и покидал рабочий кабинет. Когда уходили посетители, когда уезжали выписавшиеся и спокойно засыпали идущие на поправку – оно глядело из картинных рам и из окон, за которыми раскинулся город. Новый, трудно узнаваемый, изменившийся за полторы сотни лет. Когда город засыпал, когда умолкали мысли людей и притихали эмоции клокочущих эгрегоров – Вечность разверзалась перед братом Шэйллхэ, обнажённая и неизбежная. В такие минуты он выходил на улицу и шёл куда глаза глядят, и долго бродил по набережным, мостам и островам Анвера – под дождём или снегом, в метель. Ибо в такие минуты всегда бывал дождь. Или метель.

Бродит ли Мёрэйн по побережью в метель, пытаясь уйти от Вечности?..

Он знает, что нет. У Мёрэйна свои способы. Возможно, он тоже делал бы так, если бы жил здесь, в Анвере, городе дождей…

…Если бы Мёрэйн жил в Анвере, им обоим не пришлось бы спасаться от Вечности. И именно это – причина того, что Мёрэйн несёт Служение в Астраане. Разумеется, не единственная причина. Когда ты – служитель Ордена, у тебя не бывает единственной причины принять решение о чём-либо.