Бремя Милосердия (СИ)

Мёрэйн отряхнул руки в окно. Парень-ламбит, свободный от пут, лежал на полу, свернувшись клубком и мелко всхлипывал. Он всё же закрылся в самый последний момент – нечаянно, инстинктивно. Когда кто-то извне лезет в сознание, человек испытывает необоримый ужас. И начинает сопротивляться… Но меари сопротивляться бесполезно. Мёрэйну было очень мерзко, как и всегда в такие минуты. Но он знал – парню было хуже.

Вот брат Шэйллхэ всё сделал бы не так. Он только бы улыбнулся – и…

При воспоминании об орденском целителе надрывная тоска сдавила горло Мёрэйна. За окном над морем крупными белыми хлопьями повалил снег.

Мёрэйн прижал руку к груди. Грани серебряной звезды больно царапнули ладонь. Восемь лучей. Она очень тяжёлая, Орденская Звезда. Если бы кто знал – насколько.

– Было бы лучше, если бы ты мне сам всё рассказал, – повторил Мёрэйн.

– Ты бы мне не поверил… – Человек сел на полу, свесив голову.

– Я – поверил бы.

В дэгжане, в которой вырос этот парень, действительно было плохо с вэдданом – или ведуном, как говорят в простонародье. Точнее, его там не было уже с десяток лет. Старый умер, а новым община не обзавелась. Да и дэгжана-то была небольшая, в глухомани, в верховьях Чуи – у самых отрогов гор. Молодёжь поучал общинный староста. Поучал неважно, больше мудрости житейской, бытовой, но не учил тому, чему учат в ламбитских общинах ведуны испокон веку – Закону Владычицы. Так что всё больше подавались ребята кто в браконьеры, кто в торгаши, и не гнушались ничем, если можно было обойти закон. А человеческий закон обойти можно, если постараться, даже в солнечной Ламби. Особенно – в глухих приграничных районах, подальше от крупных городов, дорог и патрулей… Многие гнались за лёгким золотом, многие стали хотеть большего, чем прозябать в далёкой деревушке на границе Пустоши. Одни стремились в столицу, в Сильвеарену, другие – в легендарный Фёроэн, где сапфиров – как синих горных цветов, а алмазов – как росы на их лепестках. Младший брат этого парня тоже мечтал о Фёроэне. О том, как будет учиться у горных двинэа гранить камни, а потом станет ювелиром если не в столице, то, на худой конец, в Наиноэн-Но. Только для этого нужно было золото, чтобы заплатить за дилижанс и чтобы заплатить купцу, который бы поручился за мальчишку на двинэйской границе, и чтобы купить масла и шёлка, которые двинэа берут взамен своего гостеприимства – золота не признаёт народ, у которого золотым песком устланы дороги и штреки шахт. Весьма недёшево стоит путешествие в Долину Самоцветов. Но уж очень хотелось. Поэтому, когда «один человек» предложил мальчишке «подзаработать», тот недолго думал и ушёл в леса вверх по Чуе с ватагой ушлых ребят…

Ту шайку взяли несколько лет назад. Таможеннику Тау-Но, города, что стоит в конце озера Чуут, там где Чуя снова становится рекой, показалось странным, что уж очень много плотов в ту весну гонят по реке торговцы, и у каждого – документ купли-продажи, заверенный печатью, означающей, что товар был добыт с одобрения и под надзором Промыслового ведомства Ламбитской марки. Это-то и было чудно: обычно нет-нет, кого-нибудь ловили без документов. Таких, кто пытался проскользнуть мимо постов незамеченными, в ночи, по большой воде, огней не зажигая… Но никогда не бывало столько легально сплавляемой древесины! Промысловое ведомство строго ограничивает вырубку деревьев, следя за тем, чтобы таковая производилась не в ущерб лесу…

Бдительный служитель таможни счёл нужным донести свои соображения до властей Тау-Но, те дали запрос в Промысловое ведомство…

В леса предгорий в верховьях Чуи отправился кое-кто из Неприметных – а именно, мастер Гоода. Он-то и разоблачил шайку, незаконно вырубавшую деревья и продававшую плоты в сопровождении документов с искусно подделанной печатью. Браконьерам в Ламбитской марке одна дорога.

Это был громкий суд, и Мёрэйн его помнил: он, конечно же, ездил туда (как и всегда на подобные процессы) для подтверждения виновности обвиняемых – ведь, не дай Владычица, кто-нибудь угодил в их ряды случайно и на него навели напраслину… И, несмотря на то, что при иных обстоятельствах он никогда не упускал случая побывать на берегах Чуут, одного из самых красивых озёр мира, тот вояж оставил отвратительные воспоминания. Страшные проплешины вырубок, как раны, зияющие в теле древнего леса, и готовый «товар», который не успели сбыть… Не такие заготовки, какие делают егеря Промыслового ведомства на специально выбранных участках – тех, которым прореживание и обновление не повредит… Нет – целые поляны-просеки с уродливыми пнями, мертвые тела могучих, сильных красавцев, лучших детей леса, и объятые ужасом оставшиеся в живых – древние исполины, замершие на краю внезапно открывшейся проплешины, беззащитные, как старики, сыновья которых пали, и некому встать рядом… Мёрэйну пришлось долго их успокаивать, убеждать, что пережитый ужас больше не повторится. Еще Мёрэйн помнил людей – хмурых, с тёмными, затравленными взглядами. Словно это не они убивали, а сами оказались жертвой. Почему-то с преступниками всегда так.