Бремя Милосердия (СИ)

Мастер Гоода прибавил шагу: старику не терпелось завершить дела как можно раньше. Мёрэйн шёл позади него, улыбаясь прохожим. Женщины и мужчины в меховых парках поверх разноцветных шёлковых ассари, с выкрашенными в разные цвета волосами, перевитыми яркими лентами, приветливо здоровались в ответ, желая приятного дня. Он отвечал им тем же. Пару раз отметил, что мастер Гоода забывает отвечать на приветствия встречных, делая занятой вид. Это никуда не годилось – как бы ты ни был занят, нужно поздороваться с человеком, посмотревшим на тебя, улыбкой и добрым словом помочь ему в наступающем дне запечатлеть себя красиво в Зеркале Великой Матери27 – гласит заповедь Веды. Впрочем, у Гооды были серьёзные основания хмуриться.

На рассвете пришло гневное письмо из Сильвеарены. Главнокомандующего в срочном порядке требовал к себе губернатор.

Мёрэйн слышал, как в панике мечутся мысли старика. Как чванливый мастер придумывает фразы, в которые облечёт необычный доклад.

Небо окрасилось золотом и розовым перламутром: над морем, невидимым за мешаниной кварталов дельты, восходило солнце. Люди останавливались и глядели вверх, где над крышами домов возвышался храм. Его высокий резной шпиль, похожий на сахарный мираж в морозной голубизне, уже был освещён первыми лучами солнца, но город всё ещё лежал в тени. На улицах умолкли: ветерок доносил высокие, чистые звуки хорала. Город замер в ожидании. Прохожие на улицах остановились, подняв головы и молитвенно сложив на груди руки. Влюблённые на террасах домов притихли, обнявшись, устремив взгляды на восток. Разномастные головы, убранные золотистыми, огненно-алыми, лиловыми, голубыми, пурпурными, зелёными и сине-чёрными косами, высунулись из окон. Дети, выбравшиеся на крыши, махали руками. Торговцы раскладывали свой товар на каменных скамеечках вдоль улиц, но никто не начинал торговлю. Все смотрели вверх. Над городом восходило солнце. И вот золотой, горячий луч скользнул ниже по белоснежному шпилю – и золотом вспыхнули высокие витражные окна собора. И в тот же миг звонко ударили колокола, сообщая городу, что свершилось таинство Приветствия Солнца – начался новый день.

Мастер Гоода нетерпеливо мотнул головой, оглядываясь на отставшего и замершего в молитве Мёрэйна. Мёрэйн, всё ещё чувствуя, как пульсирует на груди Звезда, откликаясь на ток энергии, поспешил за ним, погасив раздражение – не подобало осквернять радость Благовеста досадой на толстокожего спутника, считающего подобные вещи глупыми ритуалами.

Они миновали извилистые улочки, паутинками сходившиеся к центру города, и спустились в район средней северной дельты. Здесь располагалась вилла губернатора, утопающая в зелени туй и миртов обширного сада. В воротах низкой мраморной ограды стояли двое гвардейцев в алых ассари, при т’аандах. Они приветственно отсалютовали мастеру Гооде, сложив воздетые над головой руки в мудру иероглифа Дэйн. Мастер Стражи прошествовал мимо, глядя прямо перед собой. Мёрэйн, бесшумно ступал следом, задумчиво поглядев на очертания Дэйна, за последние дни уже успевшего набить оскомину – Неприметные проверяли всех неприкасаемых в Марке, кто носил на лице такой же иероглиф, какой был на щеке у неопознанного контрабандиста.

Гооду ожидали с нетерпением. Бледный и собранный, прошёл он в губернаторские покои. Мёрэйн остался ждать. На аудиенцию его не приглашали. Мастер Гоода велел сопровождать его в Сильвеарену под витиеватым предлогом – дескать, вдруг меари «почувствует в городе некий след, который мог бы привести к искомому контрабандисту». Но Мёрэйн знал, что старик на самом деле взял его с собой из-за страха, который поселился в душе после покушения и в котором Мастер Стражи никому не признался бы – даже самому себе.

Резиденцию обнимали полукруглые мраморные галереи с зимними розами и плодовыми деревцами, убранные мягкими коврами лестницы поднимались в округлые залы, залитые светом из огромных, от пола до потолка, окон, выходящих на залив. По каменным колоннам и балюстрадам вилась резьба, изображающая сцены из иветонических сказаний, интерьеры были отделаны разными сортами мрамора – от кораллово-розового до редчайшего небесно-голубого. Полы и скамьи, стены и балконы покрывали ковры. Количество золота и самоцветов могло поразить любого эрендерца, как бы он ни был наслышан о чудесах Золотого Континента. Зеркала резиденции были легендой всего человеческого мира – они были сделаны с использованием настоящего серебра28. Однако главным богатством виллы герцога Сильвеарены были даже не они. В резиденции царила удивительная атмосфера, такая, какая бывает лишь в домах, где из поколения в поколение живут счастливые, здоровые, любящие и любимые люди. Все императоры любили бывать в гостях у губернаторов Ламби, а некоторые из них втайне мечтали бы провести остаток жизни именно здесь… Но сегодня что-то изменилось. Беззаботности и упоения жизни в воздухе резиденции больше не было. Даже зимние розы слегка поникли.