Бремя власти: Перекрестки истории

Простодушный Август Коцебу с недоумением и возмущением описывает эпизод, когда Павел решил послать вызов на поединок всем европейским государям, а Палена избрать своим секундантом: «…граф в знак благодарности поцеловал государя в плечо и с лицемерием, которого я за ним не подозревал, стал одобрительно рассуждать об этой странной фантазии. Казалось, он был вернейшим слугою, искреннейшим другом того, которого, несколько недель спустя, замышлял свергнуть с престола в могилу» [54;294]. «Павел, обыкновенно столь недоверчивый, предался ему совершенно; он был всемогущ, – пишет Август Коцебу. – И этот-то человек, которому новое царствование могло скорее предвещать падение, чем новое возвышение, сам разрушил источник своего величия! Чего же ему недоставало? Недоставало ему безопасности, одной безопасности,без которой, хотя и осыпанный всеми милостями и всеми дарами счастья, он уподоблялся Дамоклу, над главою которого постоянно висел меч на волоске. Он неоднократно испытывал, как мало мог рассчитывать на продолжение своего счастья. Весьма часто ему едва удавалось удержаться на той высоте, с которой его хотели свергнуть. Самый блестящий день не представлял ему ручательства в спокойной ночи, ибо завистники его всегда бодрствовали и не пропускали ни одного случая, чтобы сделать его подозрительным в глазах государя» [ 54;322], и порой у его дверей чуть не по два раза в неделю то ставились, то снимались часовые. Нрав Павла был весьма изменчив, и Пален, достигший многого, не мог все же считать свое положение прочным. Поэтому он стал одним из организаторов заговора, захватив потом все в свои руки. Ланжерон [111]пишет: «Пален, одаренный гением глубоким и смелым, умом выдающимся, характером непреклонным, наружностью благородной и внушительной, Пален, непроницаемый, никогда никому не открывавшийся, ни в грош не ставивший свое благо, свое состояние, свою свободу и даже жизнь, когда ему предстояло осуществить задуманное, был создан успевать во всем, что бы он ни предпринял, и торжествовать над всеми препятствиями; это был настоящий глава заговора, предназначенный подать страшный пример всем заговорщикам, настоящим и будущим» [54;132–133].

Заняв со временем должности в Коллегии иностранных дел и пост директора почт, он еще более упрочил свое положение – как придворного и как главы заговора.

Мастер интриги, он виртуозно провоцирует Павла на необдуманные распоряжения, а буквальным исполнением доводит приказы Павла до абсурда, тонко проводя в общество мысль о безумии самодержца.

Вот анекдотический случай: Павел, рассердившись на княгиню Голицыну, поручил Палену передать ей высочайшее неудовольствие и устроить головомойку, что Пален и исполнил буквально, собственноручно вымыв голову злополучной княгине [7;152].

В другом случае, делая вид, что неправильно понял распоряжение императора, Пален фактически спасает юного пажа, провинившегося неким отступлением от формы одежды. Исполняя приказ Павла «отправить эту обезьяну в крепость»,он подвергает аресту католического прелата Сестренцевича, [112]бывшего в той же зале. Зная, что прелат пользуется большим расположением Павла, Пален уверен в его скором освобождении. Действительно, через несколько часов недоразумение проясняется. Вряд ли бы пажу удалось отделаться так легко [7;158].

Палену удалось добиться расположения всех вольных и невольных участников драмы. Успешно лавируя между Павлом и Александром, он сеет рознь и взаимное недоверие, постепенно склоняя обоих к решительным действиям. При любом исходе дела – победил или провалился бы заговор – Пален должен был остаться в выигрыше.

Заговор победил.

Что же выиграл Пален?

1 апреля 1801 года он был уволен со службы, с приказанием немедленно выехать в Курляндское имение: «…меньше чем в 26 часов этот человек, считавший свое положение незыблемым, обладавший в такой высокой мере умом и тактом, обратился в ничтожество и был принужден праздно прогуливаться в своих имениях в сопровождении своей совести, веский голос которой теперь уже больше не будет заглушен лестью и шумом придворной жизни» [54;264].

В удалении Палена большую роль сыграла императрица Мария Федоровна, которая справедливо считала именно его главным виновником произошедшей трагедии. Пален же, очевидно, находился в таком упоении от успеха своего предприятия, в такой уверенности в собственном влиянии на нового императора, что впервые в жизни позабыл об осторожности и слишком явно выказывал пренебрежение вдовствующей императрице: «…она напрасно воображает себе, что она наша повелительница. В сущности, мы оба подданные государя, и если она подданная первого класса, то я – второго.» [54;260].