Бриганты

Людовик, герцог Бурбонский, отправился в Париж похвастаться перед зятем своей великой победой — захватом замка Белльперш. Мне с отрядом было приказано отправиться в город Шательро на помощь Карне де Бретону и там ждать дальнейших указаний. Поскольку у нас договор до зимы, аванс выплачивают исправно, я с у довольствием выполнил этот приказ. На переходе отряд напоминал цыганский табор. Баб в нем стало почти столько же, сколько и воинов, и прибавились дети. Обоз сопровождала свора собак, к которым прибились две чужие гончие, такой же стати, только масть белая с желтыми пятнами. Две суки ощенились. Щенков везли в моем фургоне. Мамаши на ходу запрыгивали сзади в фургон, кормили своих отпрысков, а потом мчались с кобелями по обочине, облаивая всех и вся, но зверя не гоняли. Вспугнут, пробегут по следу метров двести-триста, а потом возвращаются к обозу. Понимали, что мы не на охоте.

Карне де Бретон обрадовался нашему приходу. Гарнизон увеличился почти вдвое, что уменьшало возможность нападения врага. Старый вояка начал отвыкать от военной жизни. На некоторых людей плен действует более отрезвляюще, чем даже ранения. Или это тот самый кризис середины жизни. Живут в эту эпоху меньше, вот кризис и наступает раньше.

— Я свое отвоевал, пусть молодые помашут мечами, — сказал он мне, встретив у городских ворот. — Сегодня обустраивайся, а завтра обязательно приезжай ко мне на обед.

Меня он поселил в доме богатой вдовы — дамы лет сорока пяти, которая никогда не поднимала глаза от пола. Наверное, чтобы в них не прочли ее грешные мысли. Одевалась она в белую рубаху и сверху что-то черное, длинное и просторное, а на голове носила подобие чепца монашек, из-под которого не видно было ни единого волоска. Судя по темным усикам над верхней губой, она — брюнетка. Жила вдова в двухэтажном каменном доме с большим внутренним двором. Мне отвела комнату на втором этаже и подальше от своей. Там стояла широкая кровать под балдахином из двух слоев полотна: красного снаружи и зеленого внутри. Перед кроватью был постелен толстый ковер, привезенный с Ближнего Востока. Такие ковры были когда-то в моем доме в Венеции. Утром, когда ступил на ковер босыми ногами, появилось ощущение, что вернулся в прошлую жизнь.

Карне де Бретон жил неподалеку, в таком же большом двухэтажном каменном доме, который принадлежал богатому купцу Жаку Висану — дородному и плешивому мужчины лет сорока пяти, одетому в белую льняную рубаху, котту из сине-красного тонкого флорентийское сукна длинной до середины бедер, подпоясанную тонким кожаным ремешком с золотыми висюльками в виде медальонов с ликами, и шелковые красные шоссы, плотно облегающие его толстые ляжки и мешковатые ниже коленей. Угощал нас купец в большой комнате на втором этаже. Пол в ней был из плиток мрамора, темных и светлых, расположенных в шахматном порядке. Под окнами на полу лежали циновки. Три узких и невысоких, закругленных сверху окна выходили на улицу и были застеклены вставленными в свинцовые рамы кусочками зеленоватого стекла. Еще три окна были шире и выше, смотрели во двор и вместо стекол имели куски промасленной бумаги, через которую, как мне показалось, света проходило больше, чем через мутное стекло. Между этими окнами стояли два предмета мебели типа этажерок, в которых каждая нижняя полка была шире верхней. На полках стояла посуда золотая, серебряная, бронзовая, медная, стеклянная и из глазурованной глины. Ближе к окнам, что смотрели на улицу, стоял длинный и узкий стол, накрытый длинной, почти до пола, скатертью из беленого полотна. Во главе стола находилось кресло с балдахином из плотной ткани вишневого цвета, а со стороны окон — три табурета. Для кого предназначался третий — не знаю, потому что гостей было всего двое — Карне де Бретон и я. Обслуживали нас дочка купца — невзрачная девица с оспинами на лице, облаченная, как и отец, в белую рубаху, только шелковую, и темно-синюю, приталенную, с низким лифом и короткими рукавами котту, которая доходила до середины щиколоток, — и две пожилые служанки, обе рябые. Тарелки и ложки нам дали серебряные, а кубки — золотые. Нож полагалось иметь свой, а до вилок хозяева пока не доросли. Когда я доставал из футляра принесенные с собой нож и вилку, заметил еле сдерживаемую злорадную улыбку на лице Карне де Бретона. Предназначалась она купцу, который смотрел на вилку с недоумением. Видимо, меня пригласили в первую очередь для того, чтобы одернуть купца с его богатством.

— Разве Карне не показал тебе, как надо пользоваться вилкой?! — наигранно удивился я, хотя рыцарь имел смутное представление, как с ней обращаться. — Наверное, не хотел обидеть.

— Да, он очень благородный человек, — туманно произнес Жак Висан.

Вроде бы не стебался. По крайней мере, внимательно следил, как я орудую вилкой. Уверен, что с завтрашнего дня все семейство купца будет обучаться этому искусству, посчитав его обязательным для богатого человека.