— Розамунд, — договорил вместо неё Майкрофт и что-то в его голосе тревожно зазвенело.
— Привет, — осклабилась ему сестра, а затем оглянулась на Джона. — Меня зовут Розамунд Мелинда Холмс. И с этого самого момента об этом знают всего шесть человек в мире, пятеро из которых находятся сейчас здесь: Вы, Ватсон; Майкрофт, двое его охранников, старательно делающих вид, что обладают избирательным слухом, и я. А шестой — Мориарти. Кто он и как ему это стало известно?
— Не знаю.
— Майкрофт, тебе не идет это ослиное блеяние. Посуди сам — всё складывается не в твою пользу: моё полное имя — сдался же маме тот куст у дома! — было известно только тебе, о «Чертогах» было известно только тебе. А теперь Мориарти жаждет их заполучить. Кто он?
— «Чертоги»? — эхом повторил Джон, и с разрезающим воздух свистом в него впился стальной свирепый взгляд.
— Доктор Ватсон, — проскрипел Майкрофт, стукнув в такт обращению зонтом. — Это всё не Вашего ума дело, а потому, настоятельно прошу, пойдите на кухню, заварите нам с сестрой чаю и исчезните восвояси.
— Ну нет, — вступилась Мелинда. — Ты сам его сюда позвал, а потому он остается — это раз. Во-вторых, Джон, «Чертоги» это алгоритм отслеживания, расшифровки, сортировки, анализа и сохранения данных. Такой себе своеобразный браузер в неизведанных глубинах преступного даркнета со встроенным специфическим поисковиком и виртуальным облачным хранилищем. «Чертоги» пользуются особой популярностью у нашего правительства и соответствующих структур дружных Королевству государств. Программа написана и управляется мной. И, Майкрофт, у нас с доктором Ватсоном нет чая — это три. Не хозяйничай в чужом доме.
Старший из Холмсов открыл рот, но только вздохнул и промолчал. Запала пауза, в которой двое в гостиной безмолвно схлестнулись борющимися взглядами. Джон посмотрел сначала на Мелинду, потом на Майкрофта. Спиной он ощущал беззвучное присутствие охранников последнего и испытывал неясное волнение. Что он здесь делал? Кем был Майкрофт и зачем изначально пригласил его спуститься? Кем была Мелинда — частным детективом, компьютерным гением, шизоидной сумасшедшей, притаившейся на его кровати — и почему хотела, чтобы он остался? Во что он втягивал себя, идя у неё на поводу, и почему этого хотел?
За несколько месяцев в военном госпитале он устал от монотонно-стерильной белизны потолка в своей палате и от гнусавого голоса физиотерапевта-реабилитолога, постоянно повторяющего раздражающее «Давай ещё раз, ага?». Там было скучно. Несколько недель дома в компании родителей, брата, его жены и двух племянников, не имеющих понятия, кто он такой, были безнадежно однотипными. Полдесятка часов с Мелиндой Холмс были густо заполнены настолько необычными для него событиями и знакомствами, что голова шла кругом.
Ватсон поправил на плечах одеяло и переступил с ноги на ногу — здесь, в гостиной с тремя громадными окнами в рассохшихся рамах было ещё холоднее. Джон покосился на камин. Им с Холмс стоило все же расстелить свернутые возле него ковры и зажечь огонь, — другого отопления кроме такого старинного в квартирке не было — а ещё купить упаковку чая.
***
Она отчетливо видела по брату, что тот сдался — хорошо знала это легкое подёргивание брови и кончиков рта. В детстве она редко могла победить его в споре честно, но прижимала к стенке всякий раз, когда он был прав, но ему не хватало объективных аргументов. С младых лет она была изворотливой, а он слишком ленивым и неподвижным, предпочитающим чистую отвлеченную дедукцию физическому сбору доказательств. Он был чопорным и брезгливым, а потому часто, чтобы взять верх над ним, требовалось лишь достаточно упорства и знание точек давления. Это срабатывало, когда в тринадцать лет Майкрофт экстерном закончил специализированную математическую школу и за лето проглотил четырехлетнюю гарвардскую программу по политологии, а Мелинда тем же летом едва дотягивалась до третьей полки в отцовской библиотеке. Сработало и сейчас.
Майкрофт считал, что ей недоступно понимание элементарной психологии и что у неё напрочь отсутствует всякий эмоциональный функционал, но правда состояла в том, что всякая эмоция, всякое малейшее психологическое колебание имело свои физиологические проявления, совершенно для Мелинды очевидные и легко интерпретируемые. То, что она не испытывала чего-то, не означало, что она не могла это различить в других. Так, например, она знала, что брату нравилась его новая диетолог и что достигнутыми с ней успехами — каких-то жалких, смехотворно несоизмеримых с его общим весом два килограмма — он весьма гордился, потому так срочно и заказал портному пошив нового жилета, хоть из старого совершенно не исхудал — на его брюках остались едва заметные следы мела, осыпавшегося с раскройки. Он приехал прямиком с примерки.