— Майкрофт Холмс! — строго отрезала миссис Хадсон, зловеще понизив голос и насупившись.
Майкрофт оторопело замолк. Джон Ватсон едва сдержался, чтобы не хохотнуть. Сейчас старший брат Мелинды вовсе не походил на того всесильного М, отождествляющего собой правительство, которым его описывала Холмс. Он словно укоротился и скукожился до одиннадцатилетнего мальчишки в тесной школьной форме с фотографии миссис Хадсон.
— Это твоя сестра, — тем же твердым тоном напомнила она. — Поубавь обороты.
— Как Вы заговорите, когда она сорвется, миссис Хадсон? — ядовито процедил Майкрофт.
— Всё под контролем.
— Неужели?
— Что тебе нужно? — встрял хриплый голос Мелинды, и все обернулись. Дверь её спальни оказалась приоткрытой, и в узкой темной щели показалось её заспанное лицо, взлохмаченные волосы и плечи, обернутые одеялом.
— Сегодня я приглашен на неформальный ужин к госпоже премьер-министру, — деловито сообщил Майкрофт. — Заехал узнать, как продвинулось дело по Мориарти. Чем я смогу порадовать Терезу?
Мэл смерила брата холодным острым взглядом, ответила коротко:
— Ничем, — и захлопнула дверь.
В понедельник вечером Джон вышел на ночную смену и большую её часть провёл в обходе нескольких отделений, поскольку оказался единственным дежурным врачом на целое крыло, ответственным за полсотни стационарных пациентов. К полуночи он оказался вымотанным настолько, что едва не уснул прямо над своим поздним ужином. Он сидел, откинувшись на спинку стула и протянув под стол ноги, лениво помешивая вилкой еду в пластмассовом контейнере, рассуждая над приглашением Мэри Морстен.
Её дежурство закончилось вечером, аккурат когда начиналось дежурство Ватсона, и медсестра подкараулила его у врачебной ординаторской приемного отделения.
— Знаешь, мне по знакомству вполцены достались два билета на шоу «Карнавал Комедий» на эту пятницу, — сказала она, немного теряясь. — Не хочешь составить мне компанию?
Джон смотрел на неё сверху вниз и думал о том, что верил Холмс — её наблюдательности и точности её выводов; касательно очень многих вещей она оказывалась исключительно права. И касательно Мэри Морстен тоже ей верил. Хотя ещё на прошлой неделе был убежден, что, во-первых, неплохо разбирался в женщинах, а так, во-вторых, считал общение с Мэри равномерным в проявлении симпатии друг к другу. Но вечером пристально всмотрелся в Морстен и увидел, о чем говорила Холмс: Мэри заискивающе заглядывала ему в глаза, её губы были растянуты в полуулыбке, отчего лицо приобретало мягкое, теплое выражение, но по-настоящему улыбалась, обнажая зубы, только когда улыбался сам Джон. Ещё на прошлой неделе он, возможно, принял бы это приглашение, посчитав, что смог бы обернуть его хорошо проведенным временем, но не свиданием. Но вечером понедельника осознавал, что само лишь его согласие уже даст Мэри напрасную надежду на что-то значительно большее.
— Спасибо, — ответил он ей у ординаторской. — Давай я сначала сверюсь с графиком дежурств — буду ли я свободен. Скажу тебе позже, ладно?
И все последовавшие после того короткого разговора часы он провел в размышлениях над тем, как вежливо и правдоподобно отказаться, ведь вся пятница, её вечер и следующая ночь были у него выходными. И Мэри, похоже, было это известно.
Закончив с ужином, Ватсон встал, потянулся всем телом до хруста в суставах и легких спазмов в одеревеневших мышцах и отправился за кофе. Он как раз поравнялся с автоматом, когда в кармане его халата ожил телефон. Его вызывали к пациенту. Резко крутнувшись на пятках — его кроссовки издали истошный резиновый скрип по линолеуму — Джон, прихрамывая, торопливо зашагал в приемное крыло.
То было тесно заставленным мебелью и техникой ярко освещенным помещением с низким, давящим потолком, без окон, но со множеством дверей. По центру здесь находился сестринский пост с высокими приемными стойками, компьютерами, стопками бумаг и множеством телефонов. По периметру вокруг поста располагался десяток коек, оборудованных всем необходимым для осмотра, оказания первой помощи и реанимации, разделенных между собой тонкими простенками и с одернутыми в сторону тканевыми занавесками. Почти все пустовали.
В больнице Святого Варфоломея приемное отделение редко было настолько спокойным. За месяц работы здесь Ватсон ни разу не видел все койки этого крыла свободными, а персонал расслабленным. Куда привычнее здесь был хаос, десятки сплетающихся воедино голосов, стонов, кашля, плача, писка аппаратов; очереди из пациентов на каталках, выстраивающиеся в коридорах и долгие часы ожидания приема для большинства из них.