Бриллиантовая пыль

Внутри грязного и облупленного двора с застоявшимися лужами и покосившимися дровяными сарайчиками никого не было, и здесь на Витлицкого снова нахлынули обрывки его детских воспоминаний о том, как мрачным и темным зимним днем он — маленький мальчик, не чуя ног от страха, убегал по черной лестнице от нагрянувших в их дом страшных людей с винтовками и пистолетами. Он тогда попал сюда — в этот двор, вроде бы через какую-то дверь. Игорь заглянул за один из дощатых сараев, и действительно: там была низенькая дверца — та самая…

Витлицкий с трудом проглотил подкатившийся к горлу комок, и тут кто-то толкнул дверь черной лестницы изнутри. Игорь едва успел отпрянуть за сарай и там затаиться. Мимо него прошла миловидная девушка в простеньком платье и накинутой на плечи кофте. Сомнений быть не могло — эта девушка жила в той самой квартире.

Повинуясь какому-то внутреннему чутью, Игорь пошел следом за этой девушкой. Та, торопливо перебирая стройными ножками, выпорхнула на улицу, добежала до Невского проспекта и, смешавшись с празднично одетой толпой, поспешила в сторону площади Урицкого. Витлицкий не отставал, старательно лавируя в плотном людском потоке и не выпуская девушку из вида. По дороге он с удовольствием любовался ее стройной фигурой и точеными ножками в белых носочках и светлых туфельках.

На главной площади Ленинграда все было готово к праздничному шествию: колонны демонстрантов, подняв над головами чучела капиталистов и буржуазных политиков, ощетинившись лозунгами и транспарантами на длинных палках, ждали сигнала, чтобы начать движение; сдерживаемые заграждением зрители радостно махали руками и букетиками первых весенних цветов.

Боясь потерять в толпе вышедшую из заветной квартиры девушку, Витлицкий подобрался к ней почти вплотную, и тут прозвучал сигнал к началу демонстрации. Оркестр заиграл марш, и красочная колонна двинулась через площадь. Толпа за заграждением заколыхалась, подхватила Игоря и понесла прямо на девушку. Миг — и миловидная барышня оказалась в его объятьях.

Неожиданная подсказка

Хайзаров открыл своим ключом входную дверь квартиры и быстрым шагом прошел по коридору в комнату, которую он здесь снял, надеясь разузнать что-нибудь о потомках банкира Борштейна. Надежды, увы, растаяли, как туман над Невой; в квартире давно жили другие люди. Впрочем, это уже не имело никакого значения, поскольку драгоценностей дома Романовых найти на затонувшем лайнере не удалось. Глубоководные аппараты обшарили каюту первого класса на «Титанике», которую занимал берлинский адвокат Фриц Краузе, и даже подняли на поверхность находившийся там сейф, но все без толку: тот оказался пустым.

Ничего не оставалось Викентию Львовичу, кроме как вернуться восвояси, поскольку в поисках документов, подтверждающих права на драгоценности Романовых, теперь не было никакого смысла. Хайзаров засобирался назад в Нью-Йорк, обдумывая по ходу дела, что он теперь скажет своим, мягко говоря, сильно разочарованным компаньонам.

В тот же вечер, когда Викентий Львович вернулся в гостиницу после разговора с Волгиным, он, прочитав факс из Нью-Йорка, заказал билет на самолет и на следующий же день, освободив номер в «Астории», отправился в аэропорт.

По дороге Хайзаров заехал в съемную комнату, чтобы забрать оставленные там вещи — главным образом блокнот с записями, который после его похищения людьми Волгина так и остался лежать на стуле. Дело минутное, так что Викентий Львович такси не отпустил, попросив водителя немного подождать. Он, не раздеваясь, прошел в комнатку, отметив про себя, что при его появлении дверь в комнату Коробова тихо приоткрылась до размеров узенькой щелки. В съемной каморке Хайзаров первым делом сунул в карман пальто блокнот, снял со спинки стула несколько вещей и сложил их в дорожную сумку.

Прощание с хозяином комнаты в планы Викентия Львовича не входило, и он, положив связку ключей на сиденье одного из стульев, собрался уже навсегда покинуть злополучную квартиру. Окинув прощальным взглядом комнату, чтобы убедиться в том, что он ничего не забыл, Хайзаров внезапно зацепился глазами за висевшие на стенке фотографии. Вроде бы ничего необычного: на старых, порядком выцветших черно-белых карточках в скромных рамочках, вероятно, были запечатлены какие-то родственники хозяев. Единственно, среди фотокарточек стандартного формата выделялся большой, в массивной бронзовой раме портрет снятого во весь рост бравого молодого человека в военной форме. Странно, но в полумраке комнаты Викентию Львовичу показалось, что он где-то видел этого молодого офицера.

Хайзаров отодвинул занавеску, чтобы в комнату попадало побольше света, включил люстру под потолком и принялся рассматривать портрет. «Определенно, этот военный кого-то мне напоминает, — подумал он. — Только вот кого?..»