Бриллианты и булыжники

Аналогичный процесс наплетается и среди поэтов «Граней». Фольговая мишура «серебряного века» пророчилась в их творчество, очевидно, по канальчикам парижских монпарнассцев и уже затемнила своим тусклым блеском то молодое, свежее и радостное, что в предшествовавшие годы струилось в ароматных, росистых, непосредственно близких к сердцу стихах А. Шишковой и Л. Алексеевой. Ведь парижские монпарнассцы допускают в поэзию лишь три элемента: фальшивую, наигранную ностальгию, поношенные отрепья извращенных форм и смерть где-нибудь на дне тухлого канала, а то и в канализационной трубе… Их «мэтр» Г. Иванов определил эти каноны с исчерпывающей ясностью.

Тяжкий груз печального прошлого давит даже и на литературных критиков «Граней»: беспрерывные земные поклоны перед (нетленными ли?) мощами Бунина, помахивание кадилом «обезьяньему князю» А. Ремизову и, к счастью, бесплодная и неудачная попытка развенчать Есенина, сбросить в грязь его терновый венец.

«Возрождение» под руководством Г. Мейера, увы, не возродилось, а лишь глубже увязло в тине воспоминаний. Прошу не истолковать меня ложно. Воспоминания разные бывают. Одни из них – ценные исторические документы; другие – яркие, захватывающие читателя, правдивые образы прошлого, какие дарит нам, например, в том же «Возрождении» А. В. Тыркова-Вильямс. Но большинство воспоминаний о предреволюционных годах теперь, когда уже почти сорок лет беспрерывно зажевывается эта тема, представляют собою лишь старческую болтовню. Всё нужное, важное уже сказано, продискуссировано, и ушло в область истории, а мелкие субъективные детали вряд ли ценны. Попыток сблизиться с русской современностью в «Возрождении» за истекший год почти незаметно. Наоборот, даже такой глубокий аналитик подсоветского ада, как Н. Нароков, понявший и показавший страдания ввергнутых в этот ад, перешел на очень близкие к воспоминаниям темы, обработал их мило и изящно, но… по существу, только для послеобеденного чтения. О стихах печатающихся в «Возрождении» поэтов уже сказано в этой статье в абзаце о парижских монпарнассцах.

Литературный отдел газеты «Русская мысль», расширенный теперь, вследствие учащенного до трех раз в неделю выпуска этой газеты, пережил, очевидно, какой-то печальный для него кризис. Со страниц «Русской мысли» исчезли имена талантливых Н. Е. Русского, Л. Норд, стали очень редкими художественно-исторические и всегда с интересом читаемые очерки Маркова, зато кружок дамского литературного рукоделья, культивируемый этой газетой, зацвел махровым цветением всех оттенков радуги.

Новая газета «Русское воскресение» удаляет художественной литературе очень, даже, быть может, слишком для газеты много, внимания. Несмотря на еще «юношеский возраст» этого издания, оно сумело привлечь на свои страницы значительное количество известных в зарубежье литературных имен. Среди них есть и новые в этой области, например, В. Рудинский, работавший до того только в области публицистики. Но, несмотря на это, и здесь мы наблюдаем проявления того же процесса, который мы не можем назвать иначе, как денационализацией зарубежной ветви русской литературы. Тот же Рудинский, вывезший из советского ада огромный багаж наблюдений, переживаний, фактов, предпочитает держать все эти неоспоримые ценности в своем чемодане, а читателя угощает необычными случаями появлений сатаны в вагоне парижского метро, проходящими сквозь стены астральными телами таинственных девиц и прочей занимательной фантастикой в стиле Крыжановской и «Жар-цвета» Амфитеатрова. И здесь возврат к прошлому, к очень печальному прошлому.

Ведь подобная теософическая фантастика, хотя бы и снабженная некоторыми «научными» примечаниями, диаметрально противоположна глубоко христианской мистике русского народа, не умершей в его душе и доныне. Нам чрезвычайно приятно, что В. Рудинский вступил в область художественной литературы, но от души пожелаем ему отпереть свой чемодан и достать из него совершенно реальных красных дьяволов на нашей родине, и выкинуть в мусорный ящик все авантюры европейских чертей в парижском метро.