Бриллианты и булыжники

Там в однообразной обыденщине либеральной интеллигенции, в среде которой протекли детство и юность писателя, зародилось зерно той трагедии, которая просекла всю его дальнейшую личную и творческую жизнь, трагедии разрыва между романтикой и реальностью. Молодой начинающий писатель К. Паустовский не умел, не был обучен видеть воочию перед собой живую романтическую личность, ее борьбу, ее подвиг, ее победу или гибель. Даже Первая мировая война, а вслед за ней революция не раскрыли ему глаза на реального романтического героя. И войну, и революцию он видел собственными глазами, но подвига в них он не заметил. Живой человеческой фактуры для создания героического образа было достаточно, но воспитанный в свойственных его среде традициях, интеллигент Паустовский не умел и не желал ею пользоваться. Ведь героика, а в особенности романтическая героика была вытеснена из русской литературы еще со времен Бестужева-Марлинского, и произведения романтического жанра вообще воспринимались русской интеллигенцией как литература второго, а то и третьего сорта. Этой тенденции юный Паустовский преодолеть в себе не мог, хотя первому своему крупному произведению дал название «Романтики».

Над этим автобиографическим романом Паустовский с большими, правда, перерывами работал с 1916 по 1923 год, в течение всего первого периода формирования его самого как писателя. Большой литературный талант помог автору внешне украсить свое первое произведение, чем и был обусловлен успех «Романтиков» при полном отсутствии в романе самих романтиков, живых носителей этого душевного строя. Главные действующие лица этого романа словно лишены стимула к действию. Они плывут, несомые какими-то совсем не бурными, но тихими и спокойными течениями, конфликты между ними вялы, а их внутренние переживания окрашены в приятные для читателя, но блеклые, пастелевые тона и даже центральная коллизия, борьба двух женщин за обладание любимым ими обеими, представляется не смертельным поединком за счастье, а каким-то «соглашательством». Тонкий литературный вкус К. Паустовского и его глубоко критическое отношение к самому себе разъяснили ему неудачу этой его попытки создания романтических образов при отсутствии в повести элемента борьбы, и он предпринял поиск в ином направлении, избрав форму романтической авантюры, развернутой на фоне советского быта.

Такова повесть «Блистающие облака». Ее фабула довольно банальна: злодей похищает планы гениального изобретателя, а положительные персонажи отнимают у него эти планы и возвращают их своему социалистическому отечеству. Злодей, конечно, иностранец, американец, густо окрашенный в беспросветно темные тона, на которые Паустовский не поскупился. Ведь «Блистающие облака» были написаны им в конце двадцатых годов и должны были стать его дипломом на звание советского писателя.

Разработанной доктрины социалистического реализма тогда еще не существовало, и для получения такого рода диплома требовалось не слишком многое: всего лишь очернить по мере сил все отрицательные персонажи и отдать победу над ними тем, кто верит в конечное торжество коммунизма и лоялен по отношению к советской власти. Особенного рвения в служении социалистическому отечеству от литературных героев тогда еще не требовалось, не требовалось и полного, безоговорочного подчинения автора партийным директивам. К. Паустовский принял эту программу-минимум и развернул свою авантюрную фабулу, не считаясь с окружавшей его бытовой реальностью. Так, например, борьбу со злодеем-диверсантом он поручил частным лицам, хотя для каждого его читателя было совершенно ясно, что такого рода акция могла быть проведена и должна была бы быть проведена органами НКВД, сотрудники которых в романе «Блистающие облака» отсутствуют.

Но отсутствуют не только эти официальные герои, отсутствует и герой вообще. Положительные персонажи этого романа совершенно не проявляют собственной инициативы в борьбе, да и вообще борьбы не ведут, победа достается им в результате ряда случайностей. В романе «Блистающие облака» Паустовский еще попутчик коммунистической партии, но не служитель ее, не ее робот и тем более не лакей. Но он уже ясно сознает, что стать писателем в советской стране, сохранив при этом в полной или хотя бы относительной непорочности белые ризы русского интеллигента, невозможно, что компромисса в данном случае быть не может, полное подчинение творческой личности писателя требованиям партийного диктата неизбежно. Выбора пути перед Паустовским нет. Он должен стать социалистическим романтиком, претворять в романтическую форму директивы социалистического реализма.