В послесловии к поэме автор признается, что задумал ее не без влияния приставленных к литературе партийных надсмотрщиков Фадеева и Панферова. Об этом можно было бы догадаться даже без его признания.
После долгих странствий герой поэмы, конечно, убеждается в правильности пути, указанного крестьянину партией. Этапы развития сюжетного действия развернуты автором в форме встреч Моргунка в начале с отрицательными и в конце с положительными персонажами. Их облики не новы в советской поэзии. Тот же, как и на плакатах, поп, тот же кулак. Их внешнее оформление доведено А. Твардовским до предела пропагандных требований. Так, например, традиционный поп превращается в конокрада, гарцующего на похищенной у Моргунка лошади, позже непонятным путем возвращенной владельцу добродетельными колхозниками. В стремлении вызвать у читателя жалость и сочувствие к пострадавшему Моргунку А. Твардовский даже выходит из границ правдоподобия, рассказывая, как этот его герой тянет на себе груженую телегу на протяжении чуть ли не нескольких сот километров.
Подобные картины чисто пропагандно-плакатного жанра поэт стремится обрядить в художественную форму, и его талантливость в данном случае оказывает ему значительную помощь. Некоторые картины, как например, описание колхозного базара, полнокровны и многокрасочны.
Но поэтический талант А. Твардовского развертывается еще шире, когда он, по ходу действия поэмы, может позволить себе некоторую искренность, например, в мечтах Моргунка о собственном, единоличном участке в сказочной для советского крестьянина стране Муравии:
пишет А. Твардовский, несколько сбиваясь в некрасовскую тональность, что вполне понятно, т. к. никто в русской поэзии не чувствовал и не отражал крестьянских вожделений ярче и полнее, чем Н. А. Некрасов. Искренен Твардовский и в своей любви к российским черноземным просторам, к своей стране, к своей родине. Сильно звучат строчки:
Но раскрытие своих эмоций, правдивость – качества, запретные для советского поэта. Он всецело подчинен партийному заказу, требующему от него, по существу, переложения в ритмической форме очередных передовиц «Правды» и «Известий». После искренних и полноценных строк, выражающих мечту крестьянина о своем собственном, единоличном хозяйстве, Твардовский вынужден дать антитезу, показать эту его мечту в уродливом, отталкивающем читателя виде. Выполняя это требование социалистического реализма, поэт показывает фантастический для советской современности поселок крестьян-единоличников, каких-то кащеев бессмертных – голодных, озлобленных «живых трупов». Лживость этой картины ясна для каждого советского читателя, не исключая и самого автора, что ясно чувствуется в надуманности, нудности, сухом схематизме как самих образов, так и облекающей их словесной формы.
Еще суше, мертвее и схематичнее показан им образцовый председатель образцового колхоза Фролов, конечно, старый партизан, едва-едва не убитый озверелым кулачьем и т. д. – всё, что полагается по селькоровской шпаргалке. И тут же простые, но искренние и доходчивые до читателя слова Моргунка, которого не может убедить этот плакатный партиец, не может заставить его отказаться от своей крестьянской мечты, от поиска обетованной страны Муравии, сказочного для прежних времен справедливого «Опоньского царства»[78]
.Эти строчки, как свидетельствует С. Юрасов в «Василии Теркине после войны», вошли, как и другие искренние строчки А. Твардовского, в современный русский фольклор, и можно предполагать, что вся «Страна Муравия» в целом являлась для советской пропаганды обоюдоострым оружием.
Но заказ Твардовский выполнил всё же вполне добросовестно, за что и получил награду. Не упущена им даже такая сравнительно мелочь, как «показательный почетный дед», ставший теперь необходимым атрибутом каждого официального колхозного торжества.
Что же можно сказать обо всей поэме в целом?