Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

— Потому что леса патрулируют, и дозоры каждую ночь на новом месте. Мы не можем отследить их передвижений. Несколько человек уже пытались перейти границу в лесу. Кое-кому удалось, но большинство либо попались, либо им пришлось с боем отступать. Но на эту опушку никто не подумает, что там будут переходить, поэтому краснопузые ее не сторожат. Да к тому же на открытом месте нам и самим будет видно, есть ли кто на той стороне. Будем переправлять вас вот тут, — сказал он и показал на место, где река сужалась у опушки. — В этой теснине течение быстрее, вода шумит, так что нас вряд ли услышат. Когда переберетесь на ту сторону, поднимайтесь на холм и возьмите чуть левее. Там тропинка, по которой выйдете на дорогу. Только будьте осторожны, не подходите к дому вот тут. — Он поставил крестик на бумаге у северного края опушки. — Здесь стоит красный дозор, но в три часа ночи они, скорее всего, будут спать.

Оставалось только подготовить «удостоверение личности», которое должно было послужить мне вместо паспорта в Советской России. Мельников говорил, что я могу спокойно предоставить это дело финнам, которые прекрасно информированы о том, какого рода документы надо брать с собой, чтобы усыпить подозрения красногвардейцев и большевистской полиции. Мы встали из-за стола и прошли в еще одну из трех крохотных комнатушек, из которых состоял домик. Это была своего рода контора с письменными принадлежностями и пишущей машинкой на столе.

— Каким именем предпочитаете называться? — спросил меня Покойник.

— Да любым, — ответил я. — Лучше, наверно, если будет не совсем русское. У меня акцент…

— Его не заметят, — сказал он, — но если хотите…

— Напиши ему украинскую фамилию, — предложил другой финн, — у него выговор похож на малоросский.

Украина, иначе Малороссия, — это юго-западный регион Европейской России, где говорят на диалекте с примесью польского языка.

Покойник на минуту задумался.

— Афиренко Иосиф Ильич, — предложил он, — вполне по-украински.

Я согласился. Один из финнов сел за машинку и, тщательно выбрав определенное место на листе бумаги, стал печатать. Покойник подошел к шкафчику, отпер его и достал полную коробку резиновых штампов разных форм и размеров.

— Советские печати, — сказал он, смеясь моему удивлению. — Как видите, мы тут стараемся не отставать от жизни. Часть украдена, часть мы изготовили сами, а эту, — он прижал ее к листу бумаги и оставил оттиск «Комиссар Белоостровской пограничной заставы», — мы купили за рекой за бутылку водки.

Белоостров — это приграничный русский поселок прямо за рекой.

Еще за предыдущий год я имел возможность не раз убедиться в том магическом действии, которое оказывают на рудиментарный разум большевистских властей официальные «документы» с солидными печатями и штампами. Бумаги со множеством оттисков были большим подспорьем в поездках, но большая цветная печать была настоящим талисманом, который устранял все препятствия. Формулировка и даже язык документа имели второстепенное значение. Однажды мой друг приехал из Петрограда в Москву, не имея иного пропуска, кроме квитанции от английского портного. На этом «удостоверении личности» была большая типографская шапка с именем портного, несколько английских почтовых марок и подпись красными чернилами. Он размахивал этой бумажкой перед носом чиновников, уверяя их, что это дипломатический паспорт, выданный посольством Великобритании! Однако это было еще на заре большевизма. Большевики постепенно увольняли со службы неграмотных, и со временем надзор стал очень строгим. Но без печатей по-прежнему обойтись было нельзя.

Финн закончил печатать, он вытянул лист из каретки и передал мне его на проверку. В верхнем левом углу располагался заголовок:

«Чрезвычайный комиссар Центрального исполнительного комитета Петроградского Совета рабочих и красноармейских депутатов».

Дальше следовал текст:

«УДОСТОВЕРЕНИЕ

Дано сие Иосифу Афиренко в том, что он служит у Чрезвыч. Комиссара Ц.И.К. Петр. Сов. Раб. и Кр. — Арм. Деп. в качестве канцелярского служащего, что подписью и с приложением печати удостоверяется».

— Служит в ЧК? — ахнул я, оторопев от такой наглости.

— Почему бы нет? — невозмутимо сказал Покойник. — Что может быть надежнее?

И в самом деле, что? Что может быть надежнее, чем выдать себя за служащего учреждения, в чьи обязанности входит охота на всякого, старого и молодого, богатого и бедного, образованного и неграмотного, кто посмел сопротивляться и разоблачать эту псевдопролетарскую большевистскую власть? Уж конечно, нет ничего надежнее! С волками жить — по-волчьи выть, говорят русские.

— Теперь подписи и печати, — сказал финн. — Раньше такие справки подписывали Тихонов и Фридман, хотя это не важно, главное — печать.

Из каких-то советских бумаг на столе он выудил одну с двумя подписями, чтобы их скопировать. Подобрав подходящее перо, он нацарапал под текстом моего «паспорта» фамилию Тихонов почти нечитаемым косым почерком. Это была подпись заместителя чрезвычайного комиссара. Документ также должен быть подписан секретарем или его заместителем.